Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Стояло спокойное, ничем не примечательное утро. Уже все жители города Магнолия, который славился своими морскими товарными путями от севера к югу, встали и занимались обычными делами: дети учились в маленьких одноэтажных школах, доктора наслаждались тишиной и покоем, строители ремонтировали резиденцию главного штаба морской полиции, а торговцы уже вовсю кричали о качестве только пойманной рыбы и о приятном дурманящем запахе лекарственных трав. Этот самый городок, в который любили приезжать иностранцы, как для торговли, так и просто отдохнуть, был насквозь пропитан ароматом морской соли, свежей рыбы и выдержанного в дубовых бочках эля. Каждый день в порт приплывали судна со всего света. Они запасались провизией, поставляли товары для маленького портового городка и порой привозили диковинные вещицы с других материков. В Магнолии кипела жизнь. Рыбаки в грязных рубахах и повязанных на головах банданах, вытягивали тяжелые сети, в которых бились в предсмертных судорогах косяки крупных рыб с серебристыми чешуйками и синими раздвоенными хвостами (синехвостая сельдь водилась только у берегов Магнолии). Прибывшие в город матросы разгуливали по улицам, улыбаясь миловидным девушкам и засиживаясь в местных пабах, а в самом порту царила атмосфера суматохи и дружеского тепла. Погода практически круглый год стояла хорошая, лёгкая, с морскими ветрами и ярким солнцем. Чистое побережье, которое охранялось специальными органами защиты природы, являлось одним из любимых мест абсолютно каждого жителя городка: будь то романтическое свидание, обычная встреча или желание побыть в одиночестве. Далекое пение чаек и тихий всплеск волн создавали идиллию, - невидимый купол, где все проблемы отходили на второй план, а на первом оставалось только море. И в это самое утро, ставшее роковым, прогремела тревога о вторжении шайки пиратов на территорию городка. Доселе разбирающая кипы бумаг и документации о мелких грабежах раков и фруктов, капитан Хартфилия вышла на улицу, ища глазами своего вечно пропадающего помощника. - Йоу, капитан, - раздался спокойный зов со спины. Обернувшись, девушка увидела самодовольную улыбку своего товарища, которого, похоже, забавляла неспокойная ситуация. - Какой же кипишь поднялся за пару минут. Даже отдохнуть толком не успел. Какие будут приказы? Смерив презрительным взглядом, коим капитан одаривала нарушителей дисциплины в городе или провинившихся подчиненных, она вздохнула, перенаправив все свои эмоции на защиту города. Потому что это её работа. Потому что она должна. - Шакал, собери группы по пять человек и распредели по всем складам, от маленьких до больших. При наступлении врага пусть заряжают синим порохом мушкеты и сдерживают их столько, сколько это будет возможно, - заметив его расслабленную позу и спрятанные в карманах руки, злость заискрилась в карих глазах девушки. - Быстро! Редко когда спокойная и миролюбивая капитан сердилась, но если ты посмел перейти эту границу и ощутил на себе злобу Люси, то будь добр, готовь себе могилу или, если повезёт, уматывай выполнять приказ. Именно так и поступил помощник капитана. Нет, не пошел рыть могилу, а побежал собирать людей на маленькие группы. «Черта с два я позволю какой-то вонючей и ничтожной шайке, возомнившей себя настоящими пиратами, разрушить мой город и уйти с украденными ценностями!». Но кто бы мог подумать, что через некоторое время, несколько дней или даже недель, её мнение напрочь изменится как о своей работе и всей морской полиции, так и о «вонючей и ничтожной» команде пиратов...

Примерно полчаса спустя.

Капитан морской полиции терпеливо ждала на вышке резиденции и кидала сосредоточенный взгляд на места, где приблизительно должны были быть склады. Правая рука всё это время покоилась на эфесе* шпаги, чувствуя при этом некую защищенность и уверенность в своих действиях. Как миловидной девушке, Люси всегда приходилось защищать себя самой, закалять свой дух, потому, став капитаном в морской полиции, она чувствовала победу. Напряжение, появившиеся из-за нападения пиратов, медленно сошло на нет. Поза капитана стала расслабленной, лишь правая рука нервно теребила ланъярд* на эфесе, который не давал забыть, с какой целью она здесь была. Пролетающие мимо птицы с моря издавали весёлые звуки, а шум от покачивающих лодок на воде успокаивал нервы, усыпляя. Но и эту умиротворённую атмосферу разрушили два… нет, три выстрела синего пороха, коим были заряжены мушкеты каждого члена полиции. И все они были на севере от моря, почти у самого склона горы, которая являлась противоположной морю границей. - Сразу три команды пиратов попались, да ещё и в одно время? - подозрительно сощурив глаза, капитан присмотрелась к тем зданиям, откуда шел уже почти невидимый синего цвета дымок. - Капитан, мы их нашли! - крикнул с нижнего этажа вышки Мар де Голль, размахивая рукой и показывая в сторону трёх выстрелов. Спустившись вниз, Хартфилия неодобрительно покосилась на одного из подчиненных, чьи тёмные волосы вновь не были собраны в подобающую причёску, что делало вид Мар де Голля похожим на злодея. Но Люси дала себе слово никогда не сомневаться в своих людях, ведь только на доверии к подчиненным можно было построить город с хорошей дисциплиной, отсутствием преступности и светлым будущим, о чем и мечтала юная леди. Это просто шестое чувство разыгралось. Это просто ей казалось. В этом не было никакого подвоха. Обычная, почти успешно завершенная миссия по поимке врагов всех морских портов. Для сомнений не было времени. И уж тем более для сомнений в своих людях. - Хорошо, доложите обстановку.

Тем временем в другой части города. Склад имения Г.

Как думаешь, наш план сработает? - тихий шепот нарушил мертвую, от которой невольно содрогались ноги, тишину. Голос, казалось, принадлежал ребёнку, но задор, сквозивший в нем, был присущ куда более взрослому человеку. В темноте его большие глаза смотрелись очень устрашающе, что заставило бы даже самых смелых мужчин попятиться назад, если даже не убежать. - О чем ты, Хэппи? Конечно он сработает! И речи быть не может, - возбужденный и немного ворчливый голос раздался рядом. И неожиданно в кромешной темноте, где хоть глаз выколи, - ничего не видно - вспыхнул тусклый свет от пыльной лампочки, которая лишь на двух проводках некрасиво и как-то слишком безобразно висела на деревянном потолке. Этим ребёнком оказался пиратский кот с синей шерсткой и весёлой усмешкой, которая будто говорила, что ему всё по плечу. И рядом с этим кото-пиратом, которого назвали Хэппи, стоял парень со смешно взлохмаченными волосами – не поверите – розового цвета, как сакура, цветущая около склона горы, и широкой, до безумия довольной улыбкой, какая бывает у человека, который выиграл бесплатно целую коробку рыбы. Но что-то отличалось в его образе от бунтарского вида вора и настоящего «плохого» пирата… И этим чем-то были серые глаза, чья пелена серьёзности заслоняла всякий детский лепет, а в глубинах читалось настоящее море ответственности и понимания чего-то нереального. Глаза человека, который повидал многое, но продолжал идти вперёд, к намеченной цели, не сомневаясь ни в себе, ни в своих людях. Глаза капитана пиратов Fairy Tail, Нацу Драгнила.

Вернёмся к капитану морской полиции и узнаем, как продвигаются их дела.

Люси, что-то случилось? - смотря в глаза своей подруги, Хартфилия пыталась понять, стоит ли рассказывать о том, что шестое чувство до сих пор пробирало холодными щупальцами и не отпускало, теребя колокольчик под знаком «тревоги». С одной стороны казалось, что Люси переступила черту доверия и уже не заслуживала своего звания, но в самых глубинах души она не могла отделаться от мысли, что всё было слишком легко. Что всё прошло слишком гладко и просто. - Нет, Леви, всё в порядке, - закусывая нижнюю губу и отводя взгляд, ведь сама капитан не умела хорошо врать, наконец, ответила она. - Лучше расскажи, как продвигаются дела у наших. От недоверчивого взгляда своей подруги Люси никак не могла отделаться. Уж кто-кто, а МакГарден, верная правая рука капитана морской полиции, секретарь Хартфилии, прекрасно читала все чувства на лице девушки. Но, видно, сочла правильным проигнорировать замечание или просто отложить на другой раз, что, несомненно, было мудро в данной ситуации. - В трёх складах имениях Л., М. и О. сейчас идёт битва. Были найдены все пираты, которые покусились на наши запасы. На каждом складе примерно по три человека в шайке. У некоторых битва перенесена на саму площадь города, так что ни одного человека мы не смогли поймать, хотя и опознали каждого, - Леви говорила уверенно, быстро, взгляд был серьёзный, даже устрашающий, что совсем не сочеталось с её миниатюрной фигурой и доброй улыбкой, которую так полюбила Люси. Иногда она даже спрашивала себя, почему такая милая девушка, которая занималась бумажной рутиной в морской полиции, находилась здесь, но никогда не решалась спросить её саму. – И нет никаких сомнений, это пираты Fairy Tail. - Те самые Fairy Tail, которые напали на нас примерно год назад и обокрали почти всё имение Ш.? - Именно, - казалось, Леви ничуть не удивилась такому напору со стороны подруги, и Люси почудилось, словно на лице МакГарден мелькнула грустная, еле заметная ухмылка. - Но? - спросила капитан, изогнув вопросительно бровь. И на немой вопрос в медовых глазах, добавила: - Ты явно что-то не договариваешь. Или есть что-то, что хочешь сказать, но не говоришь. Леви, ты же знаешь, что можешь мне доверять. И как действующий капитан морской полиции я приказываю тебе рассказать обо всём. - Эх, - глубокий вздох, сопровождающийся скрытым облегчением. - Странность в том, что ни у одного из этих пиратов не нашли драгоценностей, золота или денег. При этом среди всех опознанных личностей не было самой главной… самого капитана шайки Fairy Tail, - о том, почему Леви хмурилась, произнося слово «шайки», Хартфилия не стала допытываться. Сейчас не это было важно. «Как бы мне не хотелось этого признавать, но сам факт того, что это они, но без своего капитана, слишком подозрительный. Этот гнусный капитанишка не тот человек, который ожидает на своей палубе добычу. Капитан Fairy Tail известен тем, что сам составляет со своими якобы товарищами план, а после самостоятельно ведёт своих якобы людей на воровство. Тогда почему?... Значит…». - Это отвлекающий манёвр! - уже вслух произнесла Люси, убирая руку от лица, ведь всё то время, пока она думала, по привычке кусала ноготь большого пальца. - К-как так? - неподдельно удивление озарилось на лице МакГарден. – Но Мар де Голль собрал почти всех людей и взял их под своим командованием! - Мар де Голль? А где таскается эта ленивая жопа Шакал? - взревела Хартфилия, рассердившись не на шутку. На кого? Она и сама не знала, наверное, одновременно на всех: на себя, на Мар де Голля, на Шакала, на пиратов, на своих людей и на этого выскочку капитана, который посмел обкрутить их вокруг пальца. Обмануть её, Люси Хартфилию, почётно занявшую роль капитана морской полиции? Нет. Глубоко вздохнув, она взяла себя в руки, как и следовало человеку её положения. - Так, Леви, собери за пять минут всех людей, которых сможешь найти, а после составим план и отправимся на склады, расположенные рядом с морем, - когда подруга быстро убежала выполнять приказ, перед этим отдав честь, Хартфилия сжала кулаки до боли. - Только попадись мне, чертов капитанишка Fairy Tail!

Посматривая на собравшихся людей, Люси в который раз подумала, как глупа её затея. С одной стороны, что могут сделать десять человек из всей сотни и две девушки против пиратов? С другой - она была уверена почти на все сто процентов, что её догадки верны, и что данное нападение служило лишь приманкой. - Может, уже начнём, капитан? - протянул устало Шакал, которого вызволили из бара и отправили на работу средь белого дня. Тяжело вздохнув, капитан морской полиции взяла себя в руки. - Данное происшествие лишь отвлекающий манёвр, который ловко продуман пиратами. Поэтому, нам остаётся лишь узнать настоящую причину их прихода в тихий городок Магнолия и по возможности схватить их главаря, - от карих глаз не ускользнуло легкое помешательство и малое волнение среди своих людей. - Не время думать, надо действовать. Поэтому рассчитываемся от одного до трёх по порядку, и по номеру устраиваемся в маленькие группы к оставшимся трём складам. Начать расчёт! Примерно так Люси за каких-то семь минут собрала людей, сгруппировала и отправила на склады, которые были ближе к берегу. Идя во главе её команды, она пыталась ступать бесшумно, чтобы не быть замеченной первой. Напряженные тела и тихое перешептывание за спиной отнюдь не прибавляло девушке уверенности или какой-то силы, которую был должен чувствовать лидер, ведя своих товарищей… не на смертный бой, но хотя бы на важное задание. - Смотрите, капитан, пираты! - и верно, через дом, совершенно в другом квартале также спокойно и тихо шли двое парней с тёмными волосами: у одного были коротко подстриженные с какой-то повязкой поверх, как кокошник, у другого длинные, с виду даже грязные и колючие с повязкой на самом лбу; рядом с ним на белоснежных крыльях летел прямо по воздуху кот с шоколадной шерсткой, перевязанной красным платком головой и мечом за спиной. Лишь один холодный взгляд не заставлял усомниться в их принадлежности пиратам. Прежде чем Хартфилия успела оценить ситуацию и придумать план действий, кто-то со спины крикнул: «В бой!» - и все трое ринулись прямо мимо тонкого прохода между двумя серыми домами рыбаков. И прежде чем она поняла, что оказалось одна, а её люди с пиратами (и котом) решили сыграть в «кошки-мышки», вокруг неё застыла удовлетворяющая тишина. Ну, удовлетворяющая со стороны обычного прохожего, но никак не капитана. Сорвавшись с места, девушка побежала мимо двух заполненных чем-то не очень приятным баков и ринулась вдогонку, но уже через пару минут поняла, что упустила парней (и кота) из виду. Чертыхнувшись, Люси осмотрела место. Забежала она недалеко от намеченной цели. В пяти минутах ходьбы находился нужный ей склад одних братьев, которые за пропажу хотя бы одной монетки могли создать целый скандал. И выбрав из двух зол меньшее, Хартфилия пошла по направлению к складу. «Если они действительно достойные члены морской полиции, то мне незачем за них волноваться. Сейчас куда важнее обеспечить безопасность граждан, сохранить драгоценности, деньги и прочие дорогие вещи, да и по возможности схватить того капитанишку», - то ли успокаивала себя, то ли приказывала себе Люси, подойдя к массивным дверям. Захватив с собой служебный ключ, а точнее даже связку ключей, девушка, кряхтя над множеством замков, наконец-таки вошла в сию обитель, дабы защитить ее и продумать план дальнейших действий. И каково было её удивление, когда она осмотрела данное помещение! По сравнению с тем складом, с которым мы знакомились ранее, этот был совершенно иным: светлые побеленные стены, визуально увеличивающие помещение, такой же светлый потолок с встроенными яркими лампами, в которых сейчас не было нужды (ибо день), и на окнах решетка, как в тюрьме, что создавало впечатление того, что ты в ловушке. - Ничего себе! - прикрыв за собою дверь и закрыв на несколько замков, распахнула рот от удивления Люси. А того, чем был заполнен склад, просто неописуемо много. Сама Хартфилия как капитан никогда не ходила по таким помещениям, отдавая подобную работу младшим по званию, но сейчас всё это вызвало лишь непонимание. И ладно, на золотую, серебряную и полную радужными цветами дорогих вещей в центре гору можно было не обращать внимания, но (черт возьми) сколько здесь было деревянных ящиков различных размеров. - Да здесь пороха хватит на каждого жителя нашего города, если не столицы. И боже, здесь даже есть патроны, которыми мы не пользуемся больше года из-за неосторожности и безопасности жителей. Но если это всё хранится здесь неизвестно сколько, то… зачем? Для чего им это? Возможно, Люси бы ещё что-нибудь у себя спросила, не получив ответа, или придумала множество вариантов, построив их на своём личном мнении, но со стороны улицы послышались чьи-то шаги, а после кто-то стал ломиться на склад. «Пираты!» - промелькнула мысль в голове девушки, после чего она быстро спряталась за мешками, скорее всего, каких-то зерен, и затаила дыхание. - Опа, а вот и последний склад, - раздался чей-то голос, и Хартфилия сразу прикинула, что он мог принадлежать кому-то из её ровесников или человека на несколько лет старше, и уж точно не тем двум парням, которых она повстречала ранее. - А если мы ничего не найдём? - с тоской и такой мольбой прошептал второй, более детский голос, что у девушки, которая имела слабость к детям, защемило сердце. «Нет, не забывай, что они пираты, - приказала себе Люси, нахмурив брови и пытаясь сосредоточиться. - Наверное, этот ребёнок раб. Я просто обязана его спасти». - Найдём. Обязательно. Мы не можем подставить всех, когда у нас такой замечательный план, - ей показалось, или у парня действительно дрогнул голос? - Так, Хэппи, начни с той кучи, в которой, скорее всего, и будет нужное нам. А я пока обследую эти мешки. Паника ударила в голову, давая отчёт о тревоге, - если она не сдвинется с места, то ей не выбраться отсюда, не защитить склад и не спасти ребёнка. Тихо, ползком, Хартфилия отправилась в сторону и в самый последний момент, когда неизвестный ей парень-подросток подошёл к мешкам с зерном, спряталась за угол, за деревянными ящиками. Как ни странно, пираты вели себя тихо, даже слишком, полностью погрузившись в свою работу воров и лишь изредка перебрасывались фразами, которых она не расслышала. И не потому, что слух был плохим. Просто единственный шум, окружавший ее, это собственное учащенное сердцебиение, от которого становилось жарко, просто невыносимо. И каким бы храбрецом ни была Люси, какой пугающий взгляд не имела и как бы сильно она того не хотела, но капитан не могла затмить тот факт, что в первую очередь она девушка. И Хартфилия боялась. Страх пронизывал каждую клеточку мертвым холодом, пропуская волны безнадежности. Тело так трясло, словно температура на складе резко упала, а ног и вовсе она не чувствовала. Лишь лёгкое покалывание в пальцах. Единственное, что удерживало разум здесь, среди богатства и ящиков с немалыми запасами - это эфес шпаги, которую Люси держала, теребя нервно пальцами ланъярд. Вот так ей было спокойней, словно через сталь проходили ободряющие заряды, отчего мало-помалу полегчало. Сглотнув откуда-то взявшийся в горле ком, она продвинула на своих руках тело к ящикам, которые были уставлены так, что они образовывали маленькое, но достаточно большое отверстие, через которое капитан морской полиции могла разведывать обстановку. Глубоко и, насколько это было возможно, тихо вздохнув, девушка повернула голову: светлые стены сразу бросились в глаза вместе со светом, который не пропускали горы коробок. Далее она увидела кота с голубой шерсткой и прекрасными, переливающимися от света драгоценностей крыльями ангела. На кошачьей мордочке красовалась ровная ухмылка. Чуть пододвинувшись, Хартфилия смутно увидела розовые волосы и клетчатый шарф, которые мелькали недалеко от этих ящиков. Кто бы мог подумать, что её с пиратом будет разделять всего десяток деревянных, полных патронами ящиков? Живот скрутило так, словно капитан не ела несколько месяцев, голова пошла кругом, как после пяти кружек разливного пива. Это так сказывался страх на обычной девушке? Нет, она не была просто девушкой. Люси - капитан морской полиции, которая поклялась защищать этот город и его жителей, не дать злу поглотить его в своих томных желаниях и туманном будущем. Что она потеряет? Ну, кроме счастливых лет молодости с прекрасной первой любовью, а после дружной семьи и наследников. Ничего особенного. Возможно, случись что с ней, Леви поплакала бы на её могиле, Шакала, скорее всего, поставили бы на её место, а Мар де Голль продолжал бы даже в Царстве Мёртвых волновать её своим загадочным поведением. «Прости, мама, дуру такую», - будто молитву, проговорила про себя капитан морской полиции, посмотрев на белый и чистый потолок, а после схватила пистолет левой рукой, продолжая правой держать эфес своего «стимула уверенности». Пробежав вдоль деревянной стены ящиков, Люси резко остановилась и ловко перепрыгнула через препятствие, которое, благодаря стараниям пиратов, было ей по талию. «Нет никаких сомнений. Эти волосы, эта одежда, этот кот и… - она встретилась с ничуть не удивленным выражением лица молодого парня, подставив дуло своего пистолета к его шее, и с презрением взглянув в серые глаза. - И эта до безумия широкая улыбка». - Так, преступнички. Безобразные розовые волосы, старый клетчатый шарф и голубой кошак. Кто бы мог подумать, что сам Нацу Драгнил удостоит этот маленький город своим присутствием!

Раз, два, три - стрелки Истории начали свой ход.

Уголок автора и соавтора. Ди: С этой главы мы начинаем писать новую историю. Для меня это первое приключение, но я рада такому опыту и благодарна ЛеонС, которая предоставила такой шанс, и Куро, которая согласилась помочь не только, как бета, но и просто советник в знаниях о пиратах. Глава писалась быстро, просто всё никак не могли её выложить, за что прошу прощения. Насчёт периода выхода глав не могу ничего сказать, но не думаю, что будет меньше двух недель. Надеемся на вашу поддержку и мнение в виде отзыва;) ЛеонС: Спасибо большое Ди за то, что согласилась писать по моей идее фанфик, и Куро - за то, что согласилась бетить его. Надеюсь, что сама идея пиратов придется вам по душе:) Обложка: https://pp.vk.me/c625327/v625327029/2e656/diiyvcE-0a8.jpg

Примечания:

Ланъярд - нить/ремень на эфесе с медалью.
Эфес - часть клинка, которая состоит из гарды и рукоятки с навершением.

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Время для Люси остановилось, а произнесенная отцом фраза продолжала крутиться и жить в её голове. Она понимала, что сказал Джудо, что значит каждое слово, но не могла осознать это. Да, она поняла, что в руках её какое-то оружие - меч, кинжал, пистолет или другой предмет - должно закончить жизнь Нацу. Но не могла полностью принять это. Повернув голову в сторону капитана, увидела на его лице вину, жалость и боль. Он смотрел будто из-подо лба, будто тихо ожидая реакции, уже готовясь к ней. - Ты знал, - Люси произнесла это утвердительно, хотя вначале это подразумевалось как вопрос. Порой, зная правду, просто хочется услышать её лично из уст другого человека. Как будто остается последняя надежда, что эта правда обернется ложью. - Догадывался, - дрожащий неуверенный голос в ответ. Нацу с опаской посмотрел на девушку и прочитал в её взгляде… ничего. Даже хорошо зная человека, трудно точно определить его состояние, особенно в такие моменты. Было непонятно, то ли она примирилась со своей так называемой судьбой, то ли не до конца осознала реальность, то ли ещё надеялась услышать о шутке. - В своём воспоминании я видел женщину, похожую на тебя. И догадался, что это твоя мать, вы слишком сильно похожи, - кривая улыбка.

Вернемся в прошлое.

Спасибо, Лейла, спасибо! - слёзно и радостно благодарил Игнил, держа в руках маленькое, слабое тельце своего семилетнего сына. В руках женщины находился меч, металл которого ласкало черно-алое пламя, будто собиралось выйти наружу, но было приковано к оружию. Вскоре это черно-алое пламя, пару раз разгораясь сильнее с шипящим звуком, погасло, а сам меч стал темно-черного цвета, самого темного оттенка черного, который вообще есть в мире. - Я рада была помочь, правда, - женщина слабо улыбнулась. Она и до этого чувствовала, что что ей осталось не так много: дай бог хотя бы ещё один год прожить с любимыми дочерью и мужем. Но используя внутренние силы, она истратила отведенное время и сократила его. Об этом она, конечно же, ни Игнилу, ни Джудо рассказывать не собиралась, ведь не жалела о своем решении так же, как не хотела оставлять вину в сердцах мужчин. Хартфилия посмотрела на Нацу, и её сердце защемило от боли. Прошлое, их неправильные решения, их глупая наивность и любопытство разрушили столько жизней. Киу уже нет рядом, и ей самой осталось мало. Но с их уходом это Проклятие, эта черная сила не исчезнет. Она будет видеть своё будущее в их детях. Женщина не раз представляла, что было бы, если бы их корабль не попал в эти странные воды, если бы они развернулись на препятствиях и не продолжили путь, гонимые тщеславием и гордыней. «А что, если…» крутилось в голове каждую ночь, потому что эта сила, Проклятье, никогда не давала о себе забыть. И сейчас она наказывает их детей. - Но ты и сам понимаешь, силу нельзя оставлять навсегда в этом мече. Если кто-то узнает о ней и заберет себе, то этому миру не выжить, - Лейла говорила спокойно и благородно, как настоящая леди, несмотря на потрепанный вид, синяки под глазами после спасения мальчика и грязи на роскошном подоле, поскольку они сидели прямо на песке и траве. - Ты должен будешь… вернуть её ему, - нежная тонкая рука дотронулась до белой щеки мальчика. - Я должен буду вернуть эту силу Нацу? Уж лучше мир рухнет, чем… - Игнил, - тон женщины повысился настолько, что удрученный судьбой сына отец встрепенулся и послушно взглянул на Хартфилию. - Я прекрасно тебя понимаю. Я тоже смотрю на Люси и боюсь, что после моей смерти проклятье переключится на неё. Но Нацу - сильный мальчик. Он - сын Киу. Он и твой сын. Уверена, когда придет время, Нацу Драгнил сделает правильный выбор. Мне кажется, он сможет не только принять это Проклятье, но и понять его, разгадать то, что не смогли мы, и развеять его, освободив мир от страшной участи. - Но… как вернуть силу? Это же подвластно только тебе и твоим предкам, - Игнил не выглядел как мужчина и капитан пиратской команды. Сейчас он был уязвленным бедным парнем, который боялся всего вокруг. Боялся не за себя, а за своего сына. И причем усталость прямо накрывала его волной: опущенные уголки губ и глаз, проявляющиеся не по возрасту и времени морщины, дряхлость тела, потрепанный вид. При слове «твоим предкам» женщина поморщилась. Понимая, что некоторые вещи она могла совершать благодаря своей крови, крови женщин-заклинательниц, тех, кто (по верованиям и легендам) был в особой связи со звездами и далекой силой, Лейла не раз задумывалась, словно их появление на проклятом острове не было случайностью. Словно кто-то свыше хотел завлечь именно потомка Хартфилиев. Когда её пальцы взъерошили розовые лохматые волосы мальчика, женщина подумала, что он и есть причина всего происходящего, что для него и созданы были условия, чтобы и Киу, и она попали на остров, выжили и ощутили на себе Черную силу. Были ли они просто поводом, просто пешкой для настоящих короля и королевы? - Думаю, не только мне подвластно контролировать часть силы, - взгляд карих глаз переместился на тонкую руку мальчика, где красовался и блестел в лучах розовый небольшой браслет. Печально знакомый. - Его надежда прямо сейчас счастливо растёт на моих глазах. И когда наступит время, когда судьба решит, что Нацу достиг того уровня умений и знаний, чтобы оценить силу проклятья, тогда моя Люси появится в его жизни.

Настоящее время.

Какой нормальный человек стал бы заниматься какими-то делами, когда в сию минуту в штаб-каюте разворачивается ураган (или слабый ветер, пираты точно не могли определить, но предчувствовали плохое)? Конечно, только Леви продолжала читать книги, словно отстраненная от всей толпы пиратов, даже Эрза с Джераром не скрывали интерес и плохое предчувствие. Сколько болтали их товарищи с «гостями»? Несколько минут? Час? Пару часов? С учетом того, что солнце не сильно сдвинулось с места над их головами, видимо, не особо долго они простояли, хотя чувствовалось, будто прошла неделя. Вот вышел первый Нацу, за ним - отец их пиратки, так похожий на Люси светлыми волосами, губами и даже носом, а за ним сама Люси, которую не то подбадривала, не то удерживала от чего-то Водолей, похлопывая по спине. Последним вылетел Хэппи, за котором уже никто не наблюдал (кроме кошаков), но он идеально передавал всем своим телом состояние после произошедшего разговора: опустошенность, опущенная голова, вялые крылья, нуль реакции на зов товарищей. Подозвав синего кота, Эрза первая задала вопрос: - Что там произошло? Но ответ так и не был озвучен. Казалось, Хэппи пребывал в каком-то своем мире, не мог толком сформулировать мысль - лишь открывал кошачью пасть, но быстро закрывал. Со стороны было странно смотреть за тем, как прощались «гости» с их капитаном и девушкой. В одну секунду казалось, что мужчина порывом бросится к дочери в объятья, в другую - что его не волнует её существование. Это непонимание озадачило пиратов, но решиться подойти или пискнуть в этот момент было невозможно, словно они просто зрители. Только когда корабль с неожиданными гостями отплыл вдаль, почти скрывшись в горизонте вместе с высокими чистыми парусами, пираты неуверенно шагнули вперёд к двоим товарищам, следующий шаг их стал более твердым, а в конце они и вовсе подбежали с расспросами. Кана и Леви подступили к Люси, Джерар и Грей ближе к капитану, остальные решили отойти на шаг дальше - не давить же, когда вокруг столько места. Хартфилия что-то слабо пролепетала, совсем невесомое движение рукой - и девушка вышла из толпы, направляясь в свою каюту. У неё даже не было сил лишний раз улыбнуться, потому что улыбаться в её случае было бы глупым. - Нацу, - начал Грей, но остановился при виде покачавшего головой капитана. - Не спрашивайте ничего. Не думаю, что смогу объяснить. Это… очень семейное. Этот старик оказался не таким подлецом, как мы думали при первой встрече, - он кашлянул, настроил голос, вытянул на лице широкую улыбку и хлопнул в ладоши. - Так! Ну-ка за работу! Вернув прошлую атмосферу подготовки и азарта, капитан призвал остальных разойтись по своим делам, продолжить готовиться к будущим битвам и не забивать головы ненужной информацией. Разошлись все, кроме Эрзы с Джераром и Хэппи, который медленно опустился на плечо хозяина. - Ты скрываешь что-то важное, - стальной голос Эрзы прозвучал как утверждение, в котором заложен вопрос. Она была почти уверена в положительном ответе, но всё ещё надеялась услышать правду от друга. - О чем ты? Я же говорю, это семейное и личное, нечего волноваться! - Вряд ли бы тебя позвали послушать семейные разговоры за чашкой чая, - Джерар изогнул бровь, сразу бросив в лицо доказательство. Драгнил не ответил, а просто помотал головой, прося не забивать мысли ерундой. За что он любил своих старых друзей из прошлого: Фернандес и Скарлет никогда не давили, даже если понимали, что он что-то недоговаривает или молчит. Не потому, что их не интересовало или было всё равно на его боль, они просто верили, что рано или поздно Драгнил всё расскажет. После того, как все разошлись и в каюте остались стоять Нацу с сидящем котом на его плече, парень погладил того по голове, спокойно слушая всхлипы Хэппи, и посмотрел на горизонт, где последние секунды виднелась точка-корабль семьи Хартфилиев.

В дверь лазарета постучались. На приглашение Венди в проеме показалась светлая голова подстриженных волос и ясные голубые глаза. Шарли и Венди отложили листья, баночки и ступы в сторону, удивившись неожиданному приходу младшей Штраус. - Я подумала, может… я бы помогла вам? На кухне Мира и Эльфи могут справиться и без меня, а твоя работа очень важна для нашего путешествия. Юная Марвел весело улыбнулась на застенчивый вид Лисанны и пригласила сесть напротив себя, а Шарли промолчала, скрыв ухмылку, в которой был скрыт ответ на настоящую причину прихода этой пиратки. - Все основные лекарства первой помощи уже заготовлены даже с большим запасом. Сейчас мы в тайне занимаемся разработкой новых препаратов, новых лекарств с помощью волшебных растений, которые откопали на одном острове. Уверена, именно для этого на нашем пути и встретился сундук: лекарства могут сыграть не последнюю роль. Поможешь? Лис сидела с удивленным лицом, потому что не ожидала таких серьезных мыслей и решений от этой девушки. Она не просто делала травяные настои и болеутоляющие таблетки, но и продумала все наперед. «Так на неё повлияло неизвестное и страшное будущее, или она всегда была столь решительна и бесстрашна?» - подумала Штраус, переводя взгляд с красивых карих глаз на кошку, верную помощницу их лекаря. Шарли её пугала с самого начала именно из-за пронзительного взгляда, которым она просчитывала сейчас кока. Не мудрено, что она уже всё поняла. - Конечно, я буду рада помочь, - Лисанна придала своему голосу больше ноток энтузиазма, но подумала, не сфальшивила ли? Она вообще долго не решалась идти сюда, да и сейчас толком не знала, почему выбрала именно Марвел. Она не могла промолвить и слова своей сестре, хотела поговорить с Каной, но та закрылась у себя, хотела найти Джувию или Леви, но те были слишком заняты, а Люси исчезла за дверью каюты. Не то чтобы Лисанна недооценивала Венди, но до прихода в лазарет она все же думала насчет юного возраста их лекаря. Сейчас же она почувствовала прилив сил. Марвел всё разъяснила о том, как выдавливать сок из желтых листьев с красными жилками и как не растерять драгоценные граммы этого сока, которые под морскими волнами могут стекать на пол и одежду. Какое-то время работа шла гладко, быстрее обычного темпа, когда была только одна пара рук и две кошачьи лапки. Лисанна позабыла о причинах своего беспокойства и растворилась в занятии, понимая, насколько важно каждое движение её руки. И тут ещё медовый, детский, но сильный голос Венди вывел из ступора: - Ты боишься? Рука Лисанны замерла. Голубые и без того большие глаза увеличились. Девушка так и не решила посмотреть в сторону подруги, но и врать не имело смысла - они всё знали. Марвел лишь кажется маленькой и наивной девочкой, но её проницательный взгляд может довести до дрожи, ведь в этом теле заточены целые энциклопедические знания и многолетний труд нелегкого прошлого, когда она жила со знахаркой. - А ты нет? Желтый сок капнул на подол голубой юбки Лисанны, но та даже не заметила этого, хотя Мира, конечно же, отругает сестру за очередную небрежность, но сейчас это не кажется чем-то важным. - Немного. И Шарли боится. И остальные пираты. И даже Нацу… - Венди вспомнила, в каком состоянии и нерешительности он пришел в тот день, когда открыл для себя прошлое, но она не стала об этом распространяться. У каждого в душе есть то, что трудно рассказать другим: иногда нужно сохранить в себе хотя бы что-то от ушей и глаз других. - Тогда почему все остальные ведут себя так естественно и готовы идти на смерть? Я… - девушка сглотнула комок, руки уже дрожали настолько, что деревянная толстая палка выпала из рук, оставив очень большой след на белой части голубого платья. Ей и правда казалось, что никто не заботится о будущем, ей казалось, что и она сама отважная и героическая девушка, но уже третью ночь просыпается от кошмара, которого не помнит, и страх прочно засел внутри: хотела бы скинуть, да нереально. - Потому что есть куда более важные вещи, чем страх, - тихо произнесла Шарли, поднимая упавшую палку, убирая желтые листья и тарелочку в сторону. - Потому что убежав, ты останешься в сохранности, но никогда не простишь этого. Может, потому что бежать некуда, ведь здесь наше место? Потому что даже капитан не может спать из-за кучи мыслей (и страха в том числе), но он понимает, что убегать - не выход? Или потому что мы пираты? - Думаю, у каждого своя причина остаться, - улыбнулась Венди, взяв Лисанну за руку и заглядывая в глаза. - Бояться нормально, но не позволяй страху уничтожить тебя. Какие бы ни были условия, Нацу Драгнил, наш капитан, человек, который собрал в одну команду, - главная причина, по которой и ты тоже здесь, не так ли? Когда Лисанна ничего не ответила, а только смотрела на свои руки потерянным взглядом, девочка посмотрела на кошку с молчаливой мольбой помочь в сложившейся ситуации. Несмотря на то, что Шарли многое понимала, видела и знала раньше остальных пиратов благодаря своему чутью и какому-то шестому чувству, кошка часто стояла в сторонке и молча наблюдала за происходящим. И не то чтобы она не ощущала близость с пиратами… скорее не хотела мешать тому, что должно произойти своим ходом, ведь судьбу не изменишь. Кошка хмыкнула. Про себя. Посмотрела на свою хозяйку, доверчивую девочку, которая с самого раннего возраста жила только цветами, лекарствами и ранами, и сдалась внутренней себе. - От страха не так легко избавиться, ведь подсознание куда сильнее наших намерений и желаний, - начала Шарли, сев на плечо лекаря, в то время как Лисанна всё также не поднимала глаз. - Но не зря же говорят, что страху нужно смотреть в лицо? - в форме вопроса высказать утверждение - важная черта в манипулировании или уговорах, на что повелась младшая Штраус, поднимая голову в интересе. - Все мы боимся, но каждый пират имеет свой предмет страха. Понять его причину - твоя основная задача. Так ты сможешь использовать страх во благо самой себе, направляя и подталкивая себя к действиям, а не самобичеванию. Так страх станет причиной для борьбы и самореализации, отправной точкой для всех действий и чувств. Куда хуже было бы, если бы ты не боялась. Страх делает нас живыми и сильными. После небольшой речи кошка взлетела и направилась к стеллажам с баночками, чтобы продолжить свою работу - как бы то ни было, они скоро пересекут границу первого круга, что означает приближение врагов и опасностей. Венди тоже решила, что хватит на сегодня нравоучений, которые она сама не особо любит, и отодвинулась на скамью с другой стороны стола, продолжая проверять новые смешения. Всё, что хотелось бы сказать, уже было произнесено, остальное уже не за ними. Прошло немного времени, пока блондинка о чём-то усердно думала с закрытыми глазами, напряженно сдвинутыми бровями в неудобной позе, после чего резко встала и ударила себя по щекам. - Ты права. Вы полностью правы, спасибо! И с небывалым рвением она шумно присела, взяла палку и еще два листика уже другого цвета, сине-зелёные. Если Марвел и хотела спросить, к чему пришла в итоге Штраус, то решила оставить это лично ей самой. Главное, что Лисанна поняла их, приняла как есть и решилась. По её счастливому лицу и не скажешь, что она еще полчаса назад трусливо посматривала на дверь в лазарет. Девушка неловко засмеялась, понимая, о чем ей стоит сейчас волноваться в первую очередь: - Кажется, мне влетит сначала от Миры, а потом и от Эрзы за испорченное платье.

Вечером одна половина пиратов собралась за дубовым потертым столом, на котором уже расположилась горячая еда, старательно приготовленная Мирой и Эльфманом (Лисанна оставалась все время у Венди). Все настолько сильно были поглощены своей работой, что налетели на еду как изголодавшиеся дети, словно не ели они уже несколько дней. Но ели все не ужасно, брезгливо (не считая Гажила), а с таким приятным аппетитом, что даже у наевшегося до отвала человека проснется голод. Оно и понятно - еда вкуснее после тяжелой кропотливой работы. На это всё и Нацу, и Штраусы смотрели с материнской улыбкой, переглядывались без слов и смеялись. - А где Люси? - вопрос был задан с конца, но все, не поднимая головы, поняли, что промямлила Леви. - Она же с тобой в библиотеке штурмует книжки. Если ты не знаешь, нам откуда знать, - ответил Гажил с полным и набитым ртом, выплевывая салаты и картошку на стол и на саму девушку. За этим последовал подзатыльник. На удивление, такой сильный, что нос парня оказался в тарелке (ни Гажил, ни его верный Лили не могли понять, откуда у неё столько сил в одном ударе крохотного кулачка). Вопрос был адресован Нацу, но он не ответил, лишь нахмурился. И если капитан надеялся, что никто не заподозрит ничего странного в их поведении после приезда Джудо и Водолея, то он заблуждался. Грей всё время пытался вывести его умелыми изворотливыми способами на правду, но наивный временами Драгнил не поддался. Вот Джерар и Эрза отстали, зато штурман и его напарница пытались прямым и косвенным текстом вывести на разговор - они волновались, было очевидно. Потому что и сам Драгнил выглядел немного взволнованным. Неожиданно в каюту зашла Люси. Слабая улыбка выглядывала на её губах всё то время, пока она дошла до стола, своего стула, куда села прямо рядом с капитаном. Без разговоров, лишних фраз или комментариев принялась есть вкусную еду, удивив и парня рядом, и остальных. Никто ничего не говорил, исподтишка наблюдал, но вопросы, разные догадки и мысли витали в воздухе слишком ощутимым ветром, который Хартфилия будто бы не замечала. Да и ела она не так смачно и желанно, как было у остальных пиратов, словно она просто закидывала в себя овощи и злаки без особого наслаждения. - У меня что-то на лице? - наконец спросила она у подошедшей к столу Миры, которая с подноса доставила тарелки на том месте, где сидел недавно Грей. Быстро поев и поблагодарив коков, штурман выбежал из стола на своё рабочее место, явно волнуясь за Джувию, которая с утра так ничего не ела. Это заставляло улыбнуться. - Только красота, - широкая ангельская улыбка и приторный голосок девушки заставил бы каждого смутиться от такого неожиданно комплимента. Хартфилия же на это хмыкнула, но не могла подыграть довольной улыбкой и игривым подмигиванием, словно не замечая, как Нацу наблюдал за каждой сменой её эмоций, за каждой чертой. - Если вас так беспокоит неожиданный приход моего отца, то… не стоит волноваться. Просто он рассказал немного о моей матери, которая, к слову, в далеком прошлом тоже была пиратка. Не поверите, но она была связана с родителями Нацу. Так сказать, узнали, вспомнили, погрустили. Не более, - Люси многозначительно посмотрела на рядом сидящего парня. Он пару раз моргнул на её быстрые хитрые движения головой и поднимающиеся брови, которые означали: «Подыграй». На его лице читалось слишком очевидное удивление, потому что в какой-то мере ожидал, что Люси всё расскажет: и о Проклятии, и о своей миссии. Но нет, девушка лишь обобщила, при этом сказав только правду - это же нужно так умело владеть словом, чтобы честно ответить вопрос, не договорив! Когда же девушка ущипнула парня под столом, продолжая фальшиво натягивать улыбку и глазами намекать на его реакцию, Драгнил будто очнулся и одобрительно кивнул. - Верно! Мы с Хэппи ещё удивились, как тесно, оказывается, мы связаны. Все, кто был в обеденной каюте, протянули звучное «аа», не то расстроившись, не то выдохнув с облегчением. С улыбками и пониманием после каких-то обрывочных фраз, которые ни Драгнил, ни Хартфилия, ни притихший Хэппи не слышали, товарищи продолжили ужинать, доедая то, что осталось на их тарелках, запивая ромом, принесенным Каной. В то же время стали обсуждать важные вопросы: сколько патронов раздавать каждому пирату, какие лекарства следует держать при себе, каких монстров они могут реально встретить или с какими природными стихиями им еще предстоит столкнуться. Люси посмотрела на Кану, которая всё время не отрывала от неё взгляда. Та продолжила вглядываться, будто бы хотела что-то понять, узнать или подтвердить. Хартфилия не поняла, к чему в итоге пришла Альберона, когда она покачала отрицательно головой и продолжила есть.

Люси специально не разговаривала с капитаном всё время после отъезда её отца, лишь один раз обернулась к нему за ужином. Не смотрела в его сторону, не слушала просьбы, игнорировала и отводила взгляд. Поговорить наедине было невозможно: все время изворачивалась и убегала. В общем, вела себя по-детски. Нацу это понимал, чувствуя и злость, и вину. И сама Люси это понимала. Понимала, да вот собраться с мыслями не могла. Кажется, увидит его и внутри всё разорвется. Она осознала, почему Нацу, после пробуждения и раскрытия тайн прошлого, первое время ходил как в воду опущенный и не мог сосредоточиться. Мысли находились далеко от «сегодня»: они блуждали между временем и не могли остановить свой ход. Поздно вечером, когда уже каждый пират поел и семейка Штраус готовила запасы на перекус для ночных дежурных, капитан попросил Хэппи задержать свою напарницу в одной дальней каюте-архиве, а потом оставить их наедине. Кот не стал расспрашивать о причинах, даже не пошутил про уединение и «сладкую парочку», поскольку он присутствовал на встрече с Джудо и всё слышал, понимая и поддерживая состояние Люси. Он подумал, пусть и не произнес вслух: «Уже ничего не будет как прежде». В тот момент, когда Хартфилия по поручению синего кота расставила три папки точно в архив, который состоял из бедных двух стеллажей, даже не полностью заполненных, показался Нацу. Он аккуратно закрыл за собой дверь на замок, чтобы никто случайно не зашел и не услышал то, что слышать был не должен. Девушка от удивления выпустила папку, сдержав вырывающийся крик. Он зашел так тихо, что даже дверь не скрипнула, поэтому испугалась, когда при повороте обнаружила ещё одного человека в небольшом помещении. - Нам нужно поговорить. Страшная фраза, которая обычно не предвещает ничего хорошего. Хочется сразу отказаться от разговора и уйти, но стоишь и накручиваешь себя, думаешь, где провинился, что случилось, что он собирается сказать. Но не в данном случае. Девушка прекрасно понимала тему разговора и предполагала, что он скажет, именно поэтому не хотела слушать. Ни оправданий, ни сожалений, ни упреков. Поэтому она, даже не поднимая папки, стиснула кулаки и пошла к выходу, мимо парня. Наивно было полагать, что он её пропустит, не так ли? Нацу схватил девушку за руку, остановил её перед тем, как она открыла бы дверь, развернул и прижал в стене. От неожиданных резких движений Люси закрыла глаза, боясь потерять равновесие и упасть, а когда открыла, перед ней стояло спокойное, но уверенное лицо Нацу. Именно то, которое её поразило в первые дни появления на корабле, когда в её душе была ненависть к нему, а в глазах - образ тупого и бездушного капитанишки, который рад махаться мечом направо и налево. И именно в эту секунду, когда её спина встретилась с твердой деревянной стеной, её кисть не отпускала горячая рука, а дыхание прихватило от близости, именно сейчас в голове промелькнула мысль: «Как давно это было. Моё появление, моя ненависть, мои ложные мысли». - Нет, ты меня выслушаешь, - всё так же спокойно сказал Нацу, хотя внутри у него закипало. От разных эмоций. И чувств. - Я понимаю, что тебе нелегко, но игнорировать меня и твоё будущее - неправильно. Ты уже ничего не изменишь. Хочешь этого или нет, ты должна будешь… - голос снизился до полушепота, - убить. Карие глаза расширились. Сердце бешено стало стучать из-за разных обстоятельств: и страха от слов капитана, и ненависти к своей судьбе, и обиде на маму и отца, и… любовь. Перехватило дыхание, комок в горле, подступающие слёзы - всё как всегда, такое же удушающее состояние, когда две стороны давят на тебя одну. - Ты… понимаешь, что говоришь? Просто принять? Смириться? Ты, наверное, думал рассказать мне уже на острове, перед своей смертью. Поставить перед фактом. Вручить мне кинжал, нож, ещё какую-нибудь чертову вещь и попросить тебя убить. Так ты хотел? - Нет, - растерянно моргнул парень. - Я, если честно, и сам не знаю, когда бы смог рассказать… - Как?.. - крикнула девушка, оборвав парня, застав врасплох. - Как ты можешь так спокойно говорить мне такое? Как ты можешь просить убить тебя? Если тебе всё равно, то как ты мог не подумать обо мне? Что я буду чувствовать, когда должна испачкать руки в крови любимого?! Драгнил отстранился. Он опешил от прямого признания, хотя еще несколько дней назад они оба поняли чувства друг друга (однако одно - понять, другое - услышать от предмета своей любви), он вздрогнул от слёз девушки и почувствовал, как удар её кулака в порыве эмоций по его груди остановило сердце, схватило в плен и сжало до боли. Не физической. Эмоциональной. Когда первая слеза, уже давно стоявшая в глазах, скатилась по щеке, девушка ударила во второй раз. Потом ещё раз, сильнее, уже двумя кулаками, целясь прямо в твердую грудь капитана, когда эти слёзы невозможно было сдержать. Чаша терпения окончания треснула. Она весь день сдерживалась и надеялась принять это самостоятельно, хотела выговориться и обсудить правду с Леви, Каной или Эрзой, но не могла им ничего рассказать. И не хотела. Ведь это - их секрет. Это их общая боль, на почве любви и признательности. О которой знают только они и их верный Хэппи. Хрупкие голые плечи из-под ткани платья подрагивали, призывая к себе объятья мужских рук. Нацу притянул Люси и обнял, крепко-крепко настолько, насколько в этой крепости можно было выразить нежность. И Хартфилия разве могла сопротивляться, если именно этого ждала с той самой минуты, когда услышала про свою «миссию»? - Я уверен, всё будет хорошо, - он осторожно погладил по светлым волосам. - Если твоя мама убила меня, чтобы забрать силу, но я остался жив, разве в этот раз не произойдет так же? Думаю, мне нужно умереть, чтобы сила снова слилась со мной. Но я не умру навсегда. Люси подняла голову и посмотрела в его глаза. Она ничего не сказала, потому что не могла, банально не складывались буквы в слова: они будто рассыпались где-то на языке и исчезли. - Обещаю. И трепетный поцелуй в лоб. Из-за которого у девушки захватило дыхание. Она не могла не улыбнуться, наконец-то почувствовав спокойствие и веру. Сдержит ли Нацу Драгнил это обещание?

Несмотря на очень активный и продуктивный день, полный на события, действия и эмоции, несмотря на тяжести и предметы, которые приходилось перебирать в поисках и выборе оружия, несмотря на распланированное дежурство, - ночью никто не спал. Кто остался на верхней палубе возле Грея, который управлял штурвалом, кто-то сидел вместе с Нацу в штаб-каюте. И все были в ожидании заветного времени, когда они пересекут границу и войдут в первый «круг». В кабинете стояла тишина, несмотря на немалое присутствие пиратов. Капитал восседал в начале стола, рядом с ним на столешнице сидел верный кот, грустно посматривающий на своего хозяина. Рядом с одной стороны - уверенная Эрза, невозмутимо спокойная, хотя внутри вся сжатая в трезвоне, с другой - Джерар, вперившийся взглядом в карту и начерченные примерные круги, словно так он пытался разглядеть их корабль в нарисованных водах и проверить маршрут. Тут же были и Гажил с Леви: последняя продолжала что-то писать и вычитывать из книг, которыми были забит стол. Стола уже и видно почти не было: карты, листы, блокноты, чернила, стопки книг, - пираты действительно тщательно готовились. И всё ещё готовятся. Напротив МакГарден сидела Кана, в её руках - полупустая бутыль и карта, масть и цифру которой никто не мог разглядеть, в её глазах - скука. Кто посмотрит на неё, предположит, что она уже знает, что произойдёт, но это не так. Она лишь чувствовала, хотя была без понятия, как повернется их судьба. Стоит ли снова гадать? Не навлечет ли это ещё больше бед? Вмешается ли в судьбу или просто подсмотрит? - Я бы хотел кое-что спросить, - резкий низкий бас Гажила прошелся по каждому пирату как маленький гром, который вывел всех из собственных мыслей. Нацу согласно кивнул, видя, что обращаться собирались к нему. Он сжал зубы от быстрого тока тревожности, но тут же расслабился, ведь перед ним его верные товарищи. - Что будет потом? В смысле, когда эта непонятная сила будет у тебя, что дальше? Вопрос был очень интересный как для остальных пиратов, так и для самого Нацу. Вряд ли кто-то успел серьёзно подумать о последствиях, о том, что будет после завершения путешествия. Все думали лишь о ближайшем будущем, о том, как защитить себя и остальных, и… не умереть. - Не знаю, - честно признался капитан. Он прикрыл глаза в размышлениях и поисках ответа, но всё было непредсказуемо. - У меня такое чувство, будто на возвращении силы наше приключение не закончится. Как будто нас может ждать что-то ещё, как будто эта сила повлияет на нашу спокойную беззаботную жизнь пиратов. Что делать с Мар де Голлем? Изменится ли Нацу после принятия силы? Что им делать с этой силой, просто хранить? Повлияет ли она на их команду, на их стремление жить весело и хорошо? Многие вопросы крутились в голове Драгнила, когда Гажил неожиданно для себя и остальных задал разумный вопрос. Даже Леви посмотрела новым взглядом на Редфокса, словно впервые открыла его с другой стороны. - Но мне понравилось, что ты даже не сомневался, что сила достанется нам, - Драгнил подмигнул своего товарищу, погладил по голове кота, который улыбнулся, натянуто и с тревогой, но в то же время искренне, и встретил такую же улыбку на лицах пиратов. - Кажется, ты абсолютно уверен в нашей победе. - Будто что-то пойдёт по-другому! Мы же Fairy tail! - боцман сильно ударил по столешнице своей большой рукой, оставив небольшую яму в виде своей ладони (хорошо, что не сломал вообще). Рядом сидящая Леви так испугалась, что подпрыгнула на стуле и почувствовала, как ускорилось сердцебиение. А потом ударила парня по затылку. - Можешь быть тише! Затих не только Гажил, но и все присутствующие. С одной стороны, Гажил высказал хорошую мысль, с другой - прибавил больше причин для головной боли. Может, некоторые и не сильно восприняли новую информацию, но Нацу, Хэппи и Кана не могли уже сосредоточиться на настоящем. Только сейчас они задумались, а не является ли это лишь начальным пунктом, первым местом в целой истории? Может быть, это лишь капля в море и дальше - больше? Может быть, их используют для каких-то целей, которые им пока неизвестны? Потоки мыслей прервали твердые тяжелые шаги по лестнице. Кто-то спускался с верхней палубы, где вторая половина команды стояли возле руля вместе с Джувией, дожидаясь того самого времени, когда уже не повернёшь назад. Забежал в штаб-каюту Эльфман (что не удивительно, ведь шаги были очень слышны). Он пробурчал что-то типа «Капитан» и «Драгнил», правда, никто толком не понял, в каком порядке и с какими ещё словами, но это было уже не важно. Они приплыли. К первому кругу. Нацу поднялся. За ним все остальные, лишь Хэппи остался сидеть на столешнице. Все кивнули - кому-то, другому пирату, своим мыслям или Эльфману, но это было совсем не важно, - и собрались к выходу. И когда все остальные подходили и исчезали за дверями, парень повернулся к своему другу-коту. Хэппи - плохой актёр, все эмоции и мысли написаны на кошачьей морде. Драгнил не собирался мило улыбаться, чтобы успокоить товарища, потому что знал - не поможет, а также понимал, что как бы искренне он ни улыбнулся, фальшь найдёт место в уголке улыбки и не спрячется от взгляда кота. На круглых кошачьих глазах появляются бусинки слёз, когда парень осторожно погладил его по голове. - Я буду тебя защищать. Я не дам тебе умереть, - эти слова Хэппи собирался сказать уверенно и твёрдо, как настоящий герой (и Нацу знал это), но из-за эмоций и нежного взгляда он с дрожью произнес фразы, которые были слишком тихие для остальных, но отчетливо слышимые для капитана. Нацу Драгнил знал, что слова Хэппи не просто слова. Он знал, что его друг будет с ним до конца. И от этого становилось почему-то не спокойно, а, наоборот, грустно. Когда эти двое уже поднялись на палубу, где собрались все возле руля, Нацу замедлил ход. Пока все вокруг смотрели на то, что спереди, на то, что их ждёт, капитан смотрел на свою команду. Он отчетливо видел и их страх перед неизвестным, и их растерянность, потому что эти воды очевидно совершенно другого уровня опасности, и их возбуждение, искру, азарт. Пираты - это не просто плохие мальчики, возомнившие себя королями морей и желающие отыскать клад на необитаемых или забытых островах, что, впрочем-то, тоже часть правды, но лишь часть и лишь про отдельные команды, которые Драгнил успел повидать в своё время. Fairy tail - больше, чем просто шайка морских разбойников, как толкуют люди на суше, они - семья, в которую входят все те, кого ранее отвергали, кто пережил боль и кто хотел найти своё место в этом мире. Узнать новое, увидеть необычное, найти, сразиться, забрать, если надо - ранить, если надо - убить, защитить, выпить, ринуться в опасность и Жить . Поэтому парень не удивился такому коктейлю эмоций, когда страх стал единым с радостным предвкушением. В каждой затее есть доля страха, в открытых водах каждая минута может сменить солнце на тучи, легкие волны - на буйные, ветерок - на шторм, а жизнь - на смерть. Нацу подошел к Люси. Она ему улыбнулась и обратно вернула взгляд в сторону, куда были направлены все остальные. Парень улыбнулся в ответ. И летающий Хэппи над ними - тоже. Если посмотреть со стороны, не зная контекста, не поймёшь, что пираты плывут в неизвестность. Лис и Мира спокойно стоят перед их большим и любимым братом Эльфманом - и сразу ясно, что он их стена, которая будет защищать близких людей. Рядом с семейкой Штраус опиралась на перила Венди. Миниатюрное тело в голубом платье с нежными лентами и этот искренний свет в глазах выделяли медика на фоне остальных, словно примерная дочь затерялась среди бродячих разбойников-пиратов. Леви, пусть и давала не раз подзатыльник Гажилу, всё же невольно тянулась ближе к нему, ощущая какую-то уверенность в своих силах рядом с ним, при этом всегда серьёзный Лили по-домашнему был на руках МакГарден. С одной стороны штурвала стояла Джувия, которая и вела корабль, пока Грей ранее сидел вместе с капитаном на палубе. Сейчас Фулбастер не отбирал роль штурмана себе, а просто стоял рядом. Очень близко. Так близко, что их плечи почти соприкасались, и девушка ощущала тепло парня, которое очень успокаивало. С другой стороны штурвала стояла Эрза со скрещенными на груди руками - её любимая поза. Рядом Джерар тоже со скрещенными руками. Они не стояли очень-очень близко, они не пытались сделать лишний шаг друг к другу, не кидали многозначительных взглядов, но при этом ощущалось чувство верности. С первого взгляда они не кажутся очень близкими, но уже со второго понимаешь, что они больше, чем друзья. Кана же стояла рядом с Люси, под руку, как подружки. Если Альберона и переживала, то ей становилось куда проще дышать рядом с Хартфилией, которой она многое рассказала из-за переизбытка эмоций и мыслей. И вся эта картина людей на палубе больше показывает, словно они возвращаются на родину - в тревоге, потому что спустя много лет, в страхе, ведь неизвестно, как возвращение воспримут, и в трепетной радости от встречи с родными и близкими. Но всё наоборот. Они едут туда, где их никто не ждёт, где они не были, куда возвращаться никто не хочет (по сути, и не может). И откуда почти никто не возвращается.

В какой-то момент Люси почувствовала резкую секундную, даже миллисекундную боль в голове, будто кто-то выстрелил насквозь. Зажмурившись от быстро ушедшей боли, со странным чувством она открыла глаза. Всё пропало и изменилось. Темные тона с серым и очертаниями редких фиолетовых и синих оттенков никак не могли передать картину происходящего. За доли секунды Люси увидела ужасные сцены и моменты, словно остановленные во времени: Эльфман без одной руки, Кана без стоп, ранения и льющаяся кровь, в которой трудно увидеть очертания кого-то. И запах был противный, мерзкий, ни на что не похожий, трудно объяснимый и сравнимый хоть с чем-то. В ушах Хартфилии стоял крик. Высокий, пронзающий насквозь, пробирающий до дрожи, вызывающий страх. От него внутри всё превращается в одну дыру, сжимающую каждый орган. Только когда Люси возвращается обратно в реальность, к своим нормальным и здоровым товарищам, она осознает, что эта иллюзия или мираж, или что-то непонятное длилось всего две секунды, пока корабль заходил за границу первого круга. Все думали, эта «граница» будет лишь условной линией где-то в море, но каждый пират явно ощутил, как изменился цвет, воздух, запах ровно в той точке, где всё начинается. И пока корабль «заходил» в тайное место, Хартфилия наблюдала страшные картины. Видимо, только она одна, поскольку все были относительно спокойны. Конечно, все боялись, но и предвкушали. Зато вот Хартфилия не на шутку перепугалась, схватив за руку непонимающего Нацу для поддержки. Люси только через секунду поняла, что крик принадлежал ей . Отчаянно кричала она .

Примечания:

Привет всем, кто остался, и новеньким!
Снова долго задержала главу, снова извиняюсь, мне правда жаль!
Но в ответ выложила самую большую главу среди всех остальных. Надеюсь, она вам понравится.
С началом учебного года школьники, студенты и уже работающие люди!

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Уже с самого утра светило нещадно солнце после бурной и мокрой ночи, а пираты занимали места на верхней палубе: кто на бочке, кто возле неё, кто на запасных верёвках, а кто-то и вовсе прямо на деревянных досках в турецкой позе. Одни успели прихватить перекус, поскольку знали свою привычку жевать и грызть в момент волнения; другие же не смогли ничего есть с самого утра, когда залетел в каюту к каждому пирату синий кот с оповещением о важном собрании в полдень на палубе. Сестры Штраус неоднозначно переглядывались, не совсем понимая живое волнение, исходящее от Джерара и Эрзы, которые облокотились на мачту, но не могли спокойно сидеть. Леви читала книги в любую свободную секунду - и прямо сейчас в её руке был третий том мифов и историй какого-то сложно выговариваемого рода. Кана крутила в руках карту, но после переглядывания с Джувией она спрятала её, словно была застукана за чем-то сомнительным. В общем, каждый пират выжидал по-своему того часа, той минуты, которая наступила сразу же, когда вдали мимо проплывающий кит пустил струю воды в воздух под палящие лучи солнца, - того времени, когда Нацу Драгнил вышел из своей каюты, которая находилась выше над главной. - Смотрю, все собрались, - сказал он то ли себе, то ли свисающему с него коту, то ли Люси, которая шла за ним, как правая рука. Впрочем, эта девушка придала ему большей уверенности в тот момент, когда руки задрожали просто-напросто от навалившегося стресса из-за пережитых в одиночестве дум и самобичевания. Хартфилия легонько сжала ладонь капитана и спустилась по лестнице вниз, и спускалась она так громко, словно вокруг не было ни души. Точнее шла она как обычно, просто в стоящей тишине каждый её шаг по скрипящей доске разносился гулом по всей палубе, привлекая внимание. Последнюю ступеньку Люси решила перепрыгнуть. - Я не буду долго мучить вас, впрочем, и себя самого длинными речами, - начал наконец-таки Драгнил, взявшись руками за перила и чуть согнувшись. Он стучал пальцами по бортику, прочищал горло, словно настраивал на определенную тональность голос. Смотрел то в одну сторону, то в другую, но ничего интересного не было, ведь со всех сторон их окружало море. - Я не могу передать словами всю благодарность за то, что вы продолжаете следовать за мной в неизвестность, о которой даже я вначале не имел никакого представления. Не уверен, что заслужил такое доверие с вашей стороны, но я правда счастлив, что за несколько лет я собрал самую лучшую, крутую и сильную команду во всем мире! - было ли в планах Нацу сразу же поднимать настроение и дух своей команды или он сам не понял, как его искренняя благодарность превратила тревожную атмосферу в спокойное ожидание, но и пираты расслабились, и ему самому стало легче говорить. - Суть в том, что наше путешествие действительно опасное. Я, честно, не могу с точной уверенностью сказать, что мы все останемся живыми и невредимыми. И я об этом не раз упоминал, но раз вы всё равно продолжаете настаивать на своей помощи, то мне только остается рассказать всю правду. Очевидное волнение и в то же время предвкушение чего-то горького заставляли людей невольно поежиться. Вдруг поднявшийся сильный ветер оставил после себя холодную дрожь. В это время Гажил что-то пробубнил про глупого Нацу, конечно же, с дружеским подтекстом, но рядом сидящая Леви решила, что данный комментарий лишний и он заслуживает не внимания пиратов, а её тумака. МакГарден слабо ударила его по голове, призывая того замолкнуть. Впрочем, на комментарии канонира все равно никто бы не обратил внимания. Джувия сидела у борта на бочке. Несмотря на всеобщий интерес, она уже второй раз давила зевок: сегодняшнее ночное дежурство сильно вымотало её и Миру. Ведь им и Джерару пришлось сражаться вместе со щупальцами осьминога. Если быть точнее, это не совсем привычный и знакомый всем осьминог, поскольку у нормальных видов нет острых треугольных зубов там, где по идее должны находиться присоски. Воспоминание не самое приятное, потому что эта тварь ранила её своими небольшими, но острыми зубками, и даже травяная мазь Венди не сильно помогла избавиться от зуда и красноты. Наверное, единственным человеком, который был менее воодушевлен, но более насторожен, являлась Кана. Она знала, что Люси, которая появилась на их корабле «случайно», предстоит сделать тяжелый выбор, и этот выбор как-то связан не только с путешествием, но и самой историей Нацу. Поэтому она скорее переживала, нежели была воодушевлена, и с трепетом, неким испугом и обреченностью ожидала продолжения. Она выдохнула, улыбнулась Хартфилии, рядом с которой стояла, и посмотрела на капитана, подставив руку над глазами, чтобы спрятать те от солнца. - Но прежде чем говорить о конечном месте нашего пути, я бы хотел начать предысторию. Или даже начало истории… Да, без этого начала не было бы и продолжения, и нас на этом борту в этих водах, - Нацу закрыл глаза и выдохнул. Он не пытался подбирать слова и не думал, с чего начать, потому что свой монолог он прокручивал в голове миллионы раз и в итоге пришёл к выводу, что импровизация - в его стиле. Его образ, сама поза и выражения лица говорили о том, что Драгнил словно переживал те события, в которые он постарается перенести не только себя, но и остальных своих товарищей. Его веки разомкнулись. Серо-зеленые глаза случайно среди всей толпы встретились с подбадривающими карими, уже такими близкими и важными. Эта девушка немного бесит и временами раздражает, но благодаря ей он наконец-то вернулся в свой прежний образ капитана Fairy Tail. Каким-то образом она разрушила всю его неуверенность. Погода стояла прекрасная, снующие под водой обитатели как ощущали, что лучше не нападать и не мешать пиратам на корабле, поэтому Нацу спокойно продолжал, а точнее начинал свой рассказ. - Многие знают, что Мар де Голль когда-то был хорошим другом моего отца, - «многие», но не все, и в их числе была младшенькая Венди, которая сидела и держала в руках Шарли, и семейка Штраус, которые пусть и были частью команды, оставались больше поварами. Они, понятное дело, удивились, но времени на анализ не было: капитан продолжил. - Они были дружны настолько, что их считали братьями. Решили вместе встать на пиратский путь, который тогда только набирал популярность среди молодежи. Это сейчас развелось много мелкосортных шаек. Тогда встретить на корабле женщину - редкость. И в больших случаях они выступали в роли рабынь или товара. Это был не самый удачный момент для воспоминания первых дней Люси на корабле, ведь тогда они относились к ней точно так же: думали, продать ли её или скинуть в море на растерзание хищников. Люси нахмурилась, прекрасно помня все те нервные клетки, которые были потрачены в первые «ужасные» дни, когда она всё ещё хотела вернуться в Магнолию. Джерар и Эрза со стороны даже виновато улыбнулись, припоминая своё участие в «приговоре». - Тогда моя мать, Киу, стала одной из первых женщин, которые поднялись на борт и не были унижены пиратами. Она стала полноценным товарищем на корабле, который помогал на кухне и неплохо разбирался в некоторых лекарственных травах. - И она стала причиной разрушенной дружбы двух друзей? - спросил Грей и даже не сам понял, что озвучил вопрос из головы. Эта мысль появилась у многих пиратов. - Нет, любовь здесь не играет роль разлучницы друзей. Мой отец единственный влюбился в Киу. Он ничего не знал о её жизни до их встречи, но это не мешало ему влюбиться, - все усмехнулись в ответ на улыбку Нацу, который вроде бы отчитывал своего дурака-папашу, но относился к нему с особой заботой. - Эта часть истории не так важна, поэтому мы переходим сразу же к моему рождению. Где-то в стороне послышалась морская мелодия плавающих водных змей, которые поднимали над поверхностью головы и выпускали звуки. Поющие змеи, наверное, удивят новичков и любителей, но опытные моряки не раз сталкивались с такими безобидными существами. Их мелодия, казалось, каждый раз будто отражала настроение и чувства пиратов, поэтому в этот момент все слышали мелодии ностальгии и горькой радости. - Я родился с темной силой внутри. Откуда она, какую мощь она имела в реальности и почему именно во мне - ни отец, ни мать не знали, не знал даже опытный мастер и первый пират в мире Макаров. Здесь нужно было бы сделать остановку для Люси, которая встрепенулась от услышанного знакомого имени. Возможно, если бы Нацу не продолжил говорить, девушка вспомнила про одного паука в их каюте, которого парень назвал Макаровым и часто будил с его помощью блондинку, но капитан сейчас не был настроен шутить и останавливаться на таких мелочах. Поэтому Люси решила пока не обращать внимания на странно знакомое имя, которое вспомнить было трудно, и сосредоточиться на голосе Драгнила. Назвать паука в каюте в честь первого в мире пирата… это в стиле Нацу. - Непонятная сила, как огонь, приносила только бедствия. Это, по сути, и был огонь: температура моего тела поднималась до нереального градуса. И лучше бы до меня не дотрагиваться: будете ощущать себя в пылающем огне. Я был как живой костер, который одной рукой мог спалить книгу. Никто не знал, как это остановить, - парень обвел взглядом собравшихся пиратов. Видел на их лицах ужас и страх, удивление и даже жалость. Возможно, они пытались представить себя на месте маленького, беззащитного мальчика, который не мог себя контролировать, или на месте родителей, которые не знали, как помочь своему ребенку. В любом случае, Драгнил был благодарен, хотя жалость - это не совсем то, что он хотел бы видеть в ответ. - Со временем Игнил заметил, что боль останавливает силу. Если раньше она вспыхивала изредка, но контролировать её было невозможно, то после отцу приходилось идти на крайние меры для моей жизни. Те, кто был в лабиринте, видели небольшой кинжал, старый, ржавый, с засохшей кровью - им меня и резали. Насколько помню, это не было больно, наоборот, я лучше дышал и спал после пережитого. Сами порезы очень быстро затягивались, но некоторые так и остались светлыми шрамами. К сожалению, до недавнего момента я даже не знал из-за потерянной памяти, откуда они. Чем старше я становился, тем сильнее нужно было меня ранить, чтобы остановить пылающее тело. Нацу на пару секунд замолчал, чтобы дать своим друзьям переосмыслить сказанное и приготовиться к продолжению, а самому набрать больше воздуха в легкие. Он никогда так долго и много не говорил. - Моя мать недолго прожила. После осложненных родов она часто чувствовала себя плохо, словно моя сила каким-то образом вытащила из неё жизнь. Она умерла, когда мне было два года. Отец рассказывал, что она умерла из-за плохого здоровья, словно от неизлечимой болезни. Я совсем не помню свою маму. И не знаю, верить ли словам Игнила, что я никак не причастен к её смерти. На глазах Люси подступили слёзы, которые трудно было сдержать при хорошо развитой фантазии: она тут же представила маленького мальчика, который не мог контролировать свою силу и, возможно, случайно убил свою собственную мать. Этому настроению поддались и другие девушки: Венди хлюпала носом, а Джувия отвернулась в сторону, чтобы рукавом платья промокнуть слёзы. Но все постарались держать себя в руках, потому что эти слезы, эта жалость, это грустное лицо ничем не поможет Нацу. - Вот тогда-то сущность Мара проснулась, - продолжил тихо капитан, чуть хрипя. Наверняка и он сдерживал боль, потому что всё это время, как воспоминания вернулись, он ходил как в воду опущенный, максимально отгораживаясь не только от пиратов, но и от себя самого. От себя маленького и настоящего. - Он вдруг понял, что это не предел моей силы. Я слишком мал и попросту зря трачу то, что может помочь завоевать мир и стать его королем - да, именно такую мысль преследует Мар де Голль. С моего детства, после смерти матери, отец искал любые способы избавить меня от этой силы, а Мар - как отобрать её. Это окончательно разделило отца и Мара, которые остались по разные стороны баррикады. Теперь моя очередь стоять на месте отца. Эрза и Джерар впервые посмотрели по-другому на отца Нацу: они знали его с детства, когда тот решил приютить одиноких сирот, часто видели его дурашливую сторону или преувеличенный пафос пирата. Но только сейчас они смогли вспомнить, почему Игнил мог долго смотреть на своего сына и не обращать внимания на окружение. Сколько мыслей было тогда у него в голове… - Сейчас этой силы у меня нет, - продолжил Нацу. - Точнее, небольшая часть всё равно осталась, благодаря чему в моих руках меч отца с порта Харгеон может загораться огнём. Можно сказать, что этот меч специально создан для человека с такой силой. Это особенный меч, который Игнил попросил сделать специально для меня на будущее, когда во мне той силы уже не было. Он - последний подарок отца, - грустная улыбка появилась на лице капитана. А потом он сжал правую руку в кулак и стукнул им по бортику, что тот даже прогнулся. - Мой старик смог запечатать и скрыть силу, потому что тогда я был слишком мал. Но сейчас я достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно решить, что делать с полученной силой и как противостоять Мар де Голлю. Эта сила находится на том самом острове, куда мы сейчас плывем. Мы не должны позволить этому алчному предателю завладеть силой. Всё, в том числе мир, зависит от событий, которые произойдут там, от сражений, в которых мы обязаны победить. Нацу сильно хмурился, будто старался не только словами, но и серьезно настроенным лицом вдохновить своих товарищей. Но прежде чем окончательно завершить свой рассказ, следовало ещё кое-что сказать своим друзьям, которых не страшит их капитан после рассказанной истории. По крайней мере, он надеялся, что эти внимательные и открытые глаза не обманывают его и действительно продолжают видеть в нем того же Нацу Драгнила, что и прежде. - Я говорил, что мог бы справиться сам и что вы имеете полное право покинуть корабль, ведь я не могу гарантировать вашу безопасность и то, что в конце все будут живы. Но на самом деле в душе я боялся остаться один, поэтому… спасибо. Капитан говорил от чистого сердца, его глаза горели в момент последнего монолога, а после он прикрыл их и стал ожидать реакции товарищей. Его опущенная голова будто намекала, что Нацу ждет приговора друзей и их комментариев. Вначале он не собирался говорить последние слова, но весь командный дух прямо выбил из него его благодарность, пусть выразить её в «спасибо» недостаточно. Да даже целой книги не хватит. - Боже, Драгнил, ты что нюни распустил? Осталось еще зареветь как девчонка, - напряженную атмосферу «разрядил» сарказм Гажила, вставшего с сидящего положения. Он ехидно улыбался. - И вправду, не похоже на Нацу говорить так откровенно, - поддержал его Грей, успевший раздеться и выйти вперёд. - По-моему, откровение - это смелый и правильный шаг. Спасибо, Нацу, что поделился! - улыбающаяся Мира поддержала своего капитана, показывая пальцами знак «отлично». - Мне и до этого не нравится Мар де Голль, но сейчас он действительно раздражает. Я сотру его в порошок для тебя, капитан! - прокричал Эльфман, причем так громко, что его сестры вынуждены были прикрыть уши и все равно это не помогло: гул какое-то время стоял в ушах. - Ты уж извини, Драгнил, но у всех нас свои счеты, так что один ты бы никак не отправился, - Фернандес стоял в такой спокойной позе, даже его голос был слишком тихий, но взгляд испугал даже Люси, знавшую о его добром сердце. Эрза без слов положила руку на его плечо и кивнула Нацу, который с легким удивлением наблюдал за каждым товарищем. Капитан действительно удивился, ведь он ожидал ото всех больше жалости, измененного отношения после прозвучавшей истории, но все, как один, смотрели на него с прошлым уважением и даже гордостью. Он правда думал, что на него хотя бы будут коситься или подозрительно смотреть. Ведь его сила может высушить тело при рукопожатии, взорвать все лекарства в лазарете и спалить их корабль в открытом море. И именно за этой силой они отправляются. На самом деле, Драгнилу немного хотелось плакать. По-настоящему поплакать, как девчонка, от осознания близости друзей. Он всегда знал и доверял каждому товарищу, он принял со временем Люси и считал её уже неотделимой частью: он видел хорошее в своих людях и старался справедливо относиться к каждому. Но иногда парень воспринимал это как само собой разумеющееся - Нацу доверял и помогал людям, а они дарили в ответ своё признание и преданность капитану, с которым становились впоследствии друзьями. Но в такой громкий, шумный момент, когда, казалось, корабль стал двигаться и прыгать под всеобщим гамом, в те самые минуты, когда он четко видел лицо каждого товарища, Драгнил по-настоящему понял, что он не один. И что прошлая боль из-за силы, которая приносила лишь несчастье как мальчику, так его родителям и окружению, больше никогда не сможет тронуть его открытое полное сердце. Он хотел заплакать. Но не хотел давать повод Джерару, Грею и Гажилу дразнить его этим моментом, поэтому он широко-широко улыбнулся своей фирменной улыбкой.

Как только Нацу зашел, точнее забежал в каюту, он глубоко выдохнул, а после даже крикнул. Не так громко, как он мог бы, но достаточно, чтобы высвободить тревогу. Хэппи вздрогнул в воздухе, ударился об шкаф, вернул равновесие и посмотрел на своего товарища. - Ты чего, Нацу? Неужели так сильно волновался? - по взгляду серо-зеленых глаз кот понял ответ на свой вопрос. - Но ты же выступал, как обычно, перед своими людьми, а не перед кем-то неизвестным. - Дело не в том, перед кем выступаешь. А в том, с чем ты выступаешь, - Драгнил взъерошил волосы и присел на рундук, который стоял возле кровати. - Ты сам знаешь, что я не мастер в красноречии. Надеюсь, я не упустил никакую важную деталь. Хэппи с отрицательными восклицаниями, уверяющими в том, что всё прошло хорошо, покружился над головой парня, а после приземлился тому прямо на колени. Он широко-широко улыбнулся, как могут улыбаться только синие коты, и показал лапкой «класс». Тут в каюту заглянула Люси. Она встала напротив и посмотрела без слов на парня. Она приготовилась увидеть его слезы, поэтому была удивлена его выражению: Нацу выглядел, как выполнивший свой долг счастливый человек. Подойдя ближе, девушка протянула руку с кружкой, в которой была простая, но охладительная и такая нужная для сухого горла вода. Нацу, в свою очередь, выпил её с жадностью и удовольствием, чувствуя на себе внимательный взгляд кота и пиратки. Поставив на пол, парень с минуту смотрел на Люси. Эта тишь в их действиях и взглядах немного напрягала Хэппи, который продолжил лежать на коленях парня. Он с неким трепетом ожидал продолжения сцены, даже прикрыл лапкой рот, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Неожиданно девушка потрепала розовые волосы, которые и без того выглядели не лучшим образом. Впоследствии рука перестала лихорадочно трепать пряди, замедлила ход и стала аккуратно и нежно гладить капитана Fairy Tail по голове. У Нацу от такого жеста даже глаза округлились. - Уверена, все пираты благодарны тебе за твое откровение. Мы тебя не подведем и всегда будем рядом, следуя даже в самые страшные места, - она говорила тихо, почти шепотом, под стать такой трогательной атмосфере благодарности, понимания и заботы. Нацу был шокирован - и это мягко говоря, но вместе с тем он чувствовал такой трепет, когда рука Люси снова и снова нежно гладила его по голове. Даже Хэппи не шевелился, не смеялся ехидно, называя их «парочкой», но про себя думал о бабочках в животе. Наверное, также повела бы себя его мать, если бы узнала, что Нацу сильно переживал и чувствовал свою вину перед ней. - После твоих слов все ещё больше загорелись желанием помочь тебе и остановить Мара: стали усердно вести отчет по питанию, составлять вариации выхода из различных возможных событий, проверять оружие, читать книги, подготавливать лекарственные средства… Все занимаются своими обязанностями. Ты хорошо постарался. Первые секунды капитан молчал, но после схватил руку Люси, опустил, сжал её и с широкой улыбкой сказал: - Значит, пора и нам пойти выполнять свои обязанности. - Айа! - радостно воскликнул кот, как обычно, подлетая вверх, радуясь то ли полностью вернувшемуся весёлому Нацу, то ли исчезнувшей милой атмосфере. Всё-таки это изрядно треплет нервишки, он даже старался не дышать. - Пора подкрепиться рыбкой!

Прошло несколько часов после собрания пиратов. Сейчас капитан в привычном амплуа, будучи серьезным, но пуская шутки с улыбкой, выслушал отчет Грея о предстоящих водах. В записной книжке Игнила было написано мало, однако некоторая информация всё же пригодилась и была принята к сведению. За ним выступила Леви. Она не была довольна тем, что по итогу получилось найти: если у Грея из маленькой книжки было относительно немного информации, то у неё из всех прочитанных книг почти ничего. Объем сведений никак не сопоставлялся с общим объемом прочитанных страниц. Однако в общем Нацу удовлетворили оба отчета, и он ободряюще улыбнулся МакГарден, прося не сильно беспокоиться по пустяку. - Джувия, ты уже закончила? - спросил Фулбастер у девушки, что сидела за столом капитана и вычерчивала круги на основе услышанного. Штурман доверил это важное дело своей помощнице, потому что она прекрасно ощущала карту и была досконально точна в цифрах. - Да, Грей-сама, несу, - Джувия быстро спохватилась, взяла потрепанную верную карту и, обойдя капитанский стол, направилась к остальным. Только по дороге девушка споткнулась - о собственную ногу или о неровно лежащую доску - и чуть не упала вместе с картой, если бы не скоростная реакция Грея и Нацу. Парни подхватили с двух сторону Джувию, не дав столкнуться носу с половыми досками, и аккуратно поставили на место. - С-спасибо! - Локсар была смущена не только тем, что её подхватил любимый человек, но и капитаном, который крепко поддерживал за руку и ободряюще улыбался. Неосознанно она вспомнила его рассказ и смутилась тем, что позволила думать о своем капитане с жалостью. - Без проблем, будь осторожна, ты наверняка устала после бессонной ночи, - Нацу продолжал улыбаться, но его глаза уже выглядели гораздо серьезнее и будто бы старше, как будто он заново пережил те годы боли. Когда Джувия только пришла на корабль, она хоть и уважала Драгнила, но часто удивлялась, как капитаном Fairy Tail стал весельчак и любитель сражаться. Теперь на корабле не осталось ни одного человека, который бы считал их капитана простым парнем, которому лишь бы побиться с врагом и вкусно поесть. Они действительно готовы были за него умереть. Драгнил взял с её рук карту, подошел к прямоугольному столу, где они обычно сидят и обдумывают план действий, и разложил её, аккуратно разгладив все «волны» и края. Локсар даже не сразу заметила, что рядом стоящий Грей молча взирал на неё каким-то… хмурым взглядом, недовольным, что ли. Она совсем не понимала, как выглядело со стороны то, что она не стала залипать и краснеть как обычно из-за внимания Фулбастера, а с благодарностью смотрела на Нацу. Впрочем, ревность штурмана не продлилась долго, потому что времени отвлекаться не было. - Значит, это и есть условные три круга, - Нацу, Леви, Эрза и Джерар опустили взгляд на карту. На ней прямо в воде был прорисован остров, который ни на одной карте не указан, поскольку считался выдумкой. Вокруг него четкими тонкими линиями были очерчены три разных круга. - Каждый круг - опасности нового уровня. Чем ближе к острову, тем опаснее, - Джерар провел пальцами по каждому кругу и взглянул на Леви. Та согласно кивнула. - Не только водные животные, но и сама природа может меняться, как только мы попадаем за границу нового круга. Ядовитый туман, в который мы попали в самом начала пути, может быть мелководьем по сравнению с будущими опасностями, - серьезно сказала МакГарден, прижимая к груди свою личную записную книжку, в которую девушка постаралась записать всех обитателей, все стихии и происшествии, (пусть даже взятые из легенд и сказаний) которые могут встретиться на пути. - У тебя же есть список, с кем бороться и как, - утвердительно спросила Скарлет. Она спросила, но подала вопрос таким тоном, словно у МакГарден нет другого шанса, как согласиться. - Есть, но не полный. И те преграды, кем бы или чем бы они ни были, рассредоточены по всей площади круга. С одной стороны могут быть плотоядные морские свиньи, с другой - большой и сильный водоворот. - Где мы сейчас находимся? - спросил капитан, обращаясь к пиратам за его спиной, а именно штурману и его помощнице. - Примерно здесь, - Грей указал на место, которое отделяло их от границы первого круга всего лишь три-четыре сантиметра. - Мы достигнем первую границу сегодня ночью. - В два сорок, если быть точнее, - вставила Локсар. Сказала тихо, но уверенно, и никто не сомневался, что так оно есть. Они привыкли к точности девушки до цифр времени и координат. А это означает, что осталось меньше десяти часов до первой опасности. Данная перспектива не особо радовала пиратов, но и не сказать, что пугала. Страх - это не то, что они сейчас чувствовали. Им хотелось бы дойти до острова в полном составе и с сохранившимися силами. Нацу скрестил руки на груди и внимательно смотрел на сам остров, нарисованный в примерном соотношении Джувией. Сглотнул, вспоминая чувство, когда сила брала контроль над его телом и будто сжигала изнутри органы, и закрыл глаза, выдыхая то самое чувство. Нет, он не тот мальчик, который позволил непонятно чему украсть у него счастье и мать. Теперь он - капитан Fairy Tail, он сделает всё правильно. И всё возможное, чтобы защитить свою команду. Эрза и Джерар переглянулись, взглядом показывая на задумавшегося Нацу. Они нахмурились и безмолвно пожалели, что не умеют читать мысли. Оба надеялись, что их друг не думает о себе, как жертве ради друзей и мира. Ведь они собираются разрушить этот его план. Рядом с ними сжимала свою книжку Леви, вперившись взглядом в написанные аккуратные строчки. Она жалела, что за столько времени собрала так мало книг в их библиотеку, тогда она могла бы узнать куда больше и лучше помочь. А может где-то вообще могла бы увидеть всё четко расписанное про «преграды» в каждом круге. Когда Джувия толкнула Грея и взглядом показала на сторону квартирмейстера и помощницы капитана, которые странно посматривали на ничего не замечающего Драгнила, за закрытыми дверями штаб-каюты стало шумно. Отвлеклись все, в том числе их капитан. Каждый пират взглянул на дверь, словно они могли сквозь неё что-то увидеть или на ней будет написана причина вдруг проснувшегося гама, а после все переглянулись. Как только Нацу двинулся, чтобы выйти и увидеть причину шума своими глазами, в каюту забежал Гажил. - Капитан, вам нужно это увидеть.

Примечания:

Мне кажется, в последнее время я чаще извиняюсь под главами за ваше ожидание, и не могу нарушить традицию в этот раз: простите, что так долго. опять. И спасибо за ожидание, а также рада видеть новых читателей.
На самом деле, я готовилась к этой главе долго, ведь с неё начинается череда открытий тайн и приближение сюжета к логическому (надеюсь) концу. Не скажу, сколько осталось точно, но было бы неплохо и символично, если бы 30 глава стала последней. Честно, хочу и не хочу прощаться. Хочу взяться за этот фанф, переделать его для литнета и даже продолжить историю (в моей голове продолжение есть, аха). Но и хочу закончить этот многолетний труд, поставить точку и взяться за что-то новое (детектив, например, давно планирую).
В общем, мы тут пришли не обсуждать мои планы, а непосредственно главу и фф. Надеюсь, вам понравилась глава или она хотя бы вызвала какие-то впечатления и эмоции. Поэтому напишите и расскажите, даже в двух словах, в отзыве под главой, что вы думаете/чувствуете/ожидаете. Для меня любой отзыв - счастье:3
Спасибо за то, что остаетесь и читаете!

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Может, всё образуется? Фиолетовые глаза Альбероны посмотрели на рядом стоящую наивную девушку, пытаясь взглядом показать беспечность и глупость сказанных слов. И Люси понимала, что Кана была точно уверена, что в ближайшее время на этом острове кто-то умрёт, но сама девушка не хотела это принимать - разве сейчас не самое время попытаться пойти против судьбы, спасти чью-то жизнь? Обе они стояли на носу корабля в ночной прохладе, будучи на дежурстве. Холодный ветерок обволакивал и забирал тепло, но именно это отрезвляло молодую гадалку на картах. Дыша полной грудью, она уходила в свои воспоминания, которые так старалась забыть под силой алкоголя. А рядом стояла Хартфилия, нервно сжимая руки, закусывая губы и не совсем ещё понимая силу гадания Каны. Последняя не судила новую пиратку, которая не знала о ней почти ничего. Должно быть, сейчас самое время рассказать ей о себе? - Люси, я понимаю, что ты не хочешь верить в это, тем более когда атмосфера пока не предвещает возможные смерти. И наверняка ты не сильно доверяешь гаданиям, потому что многие верят, что это лишь шарлатанство, блеф, - Альберона говорила тихо, так как почти все пираты спали, а Леви и Венди сейчас тайно наблюдали за деревней. Но она не сильно боялась разбудить товарищей, которые и так знали её историю, просто в этой тиши девушка хотела сохранить уверенность и стойкость и не растерять эти качества с криком. - Моим первым гаданием тоже была смерть. - Оно… сбылось? - Хартфилия аккуратно подняла свои глаза на подругу: она больше не видела весёлой и игривой пиратки, которая могла начать ни с того ни с сего щекотать другого человека. Перед ней была женщина со сломленным взглядом и грустной улыбкой. - Да, - неожиданный порыв ветра унёс этот ответ, но Люси услышала его. - Неужели ничего нельзя сделать? - Если бы можно было, думаешь, я бы тут стояла с тобой без дела? - риторический вопрос, на который не нужен был ответ. Новая пиратка глупо и согласно кивнула, вернувшись к созерцанию морских волн и различая еле заметные небесные блики на глади. Какая же тишина вокруг. - Это была смерть матери. Девушка удивлённо взглянула на Кану, которая не смотрела на неё, погрузившись с грустной ухмылкой на губах в свои раздумья. Хотелось бы что-то сказать, да что? Извиниться за вопрос? Пожалеть? Попросить рассказать подробней? Люси мотнула головой, проглотила только-только появляющийся ком в горле и решила ждать. И спустя неопределенное время она дождалась. - Я знала только маму. Ещё в семь лет я узнала от нее, что у меня нет отца, потому что она сама не знала, кто из всех им был, - начала девушка и усмехнулась. Говорила она с собой или рассказывала товарищу - неважно. - У нас не было собственного дома. Родители её выперли, когда узнали о беременности со словами: «Залетела, да ещё не знаешь, за кого! Проститутка, вот и живи дальше сама!» Я до самого конца была уверена, что своим появлением испортила ей жизнь: в нашем селе её никто не хотел принимать, никто не хотел дать переночевать или лишний кусок хлеба. Вот мы и ходили в другие города или поселения. Зарабатывала она гаданием, но, знаешь, это была ложь: там услышала сплетни, там про кого-то знала - а память у неё была хорошая - вот тебе и гадание, у того кошка умерла, у той цветы погибли, там уже верили во всё, что бы она ни плела. А когда узнавали, что это всё фарс - выгоняли нас, словно бродячих собак. У Люси защемило на сердце, когда она представляла всю картину. Одинокая мать без дома, без нормальной еды с повисшим на ней ребёнком, которого тоже нужно прокормить. А если заболеет? Что тогда, что сейчас, лекарства такие дорогие. Но с другой стороны понимаешь, что врать людям, у которых могла быть последняя надежда, - грех. Кана замолчала и посмотрела на свои пальцы. Становилось всё холоднее, так и хотелось забежать и укрыться одеяльцем или потёртым любимым пледом здесь, в её первом и единственном доме, но тело было словно приковано к месту. Оставалось терпеть. Да и сердцу нужна свобода - совсем немного выплеснуть ненужные мысли и воспоминания, чтобы можно было потом заснуть хотя бы на пару часов. - Я даже не знала имя матери. - В смысле? - удивлённо спросила Хартфилия, потом осеклась: решила ведь, что не будет задавать лишние вопросы или вставлять ненужные фразы, чтобы Кана чувствовала себя спокойно в своём повествовании. Но та лишь понимающе сжала руку подруги, продолжая рассказ. - На каждом новом месте - новое имя. Но я всё равно её любила. Несмотря на враньё, о котором я знала с самого начала. Несмотря на её вечные похождения по ночам с другими мужчинами или даже у нас дома. Несмотря на её грубость, когда она выпивала. Она была единственным близким мне человеком, который обнимал после страшного сна, не спал всю ночь во время моей болезни, который соглашался на крайности, чтобы прокормить и одеть меня. Самое интересное то, что она этого не показывала: делала вид, что я самое худшее отродье, что жалеет о моём рождении. И маленькая Кана верила этому, не понимая, что поступки говорят больше слов. На этом моменте Люси сильнее сжала руку товарища, потому что она могла примерно понять её чувства, могла представить её мысли, ведь она и сама знала, что матери действительно готовы на всё, а их слова в порывах гнева или страха - ничто, лишь ненужный ложный всплеск. Им уже давно было холодно: кожа покрылась мурашками, волосы вовсю ходили бодуном из-за ветра. Но не было желания рушить особый купол, в котором они находились. Кана знала, что она уже почти закончила рассказ, и от сердца отвалилась плесень прошлого, а Хартфилия в любом случае готова была выслушать другого, стоя до восхода солнца над горизонтом. Как-то она здесь стояла с Джераром, который подбодрил и сказал, что это - её дом. И сейчас, держа за руку подругу, девушка понимала всю правду слов квартирмейстера. Она правда чувствовала, что находится в её месте. - Чтобы помочь маме, я захотела научиться гаданию. Не знаю, как всё сложилось, я вроде бы просто училась, сидела недалеко от мамы во время её сеансов, прочла в маленькой библиотеке две книги, но в конце концов карты стали моими друзьями. Первым моим гаданием было на судьбе матери. Та тогда была пьяна и даже не помнила на следующее утро, что я попросила погадать. Тогда она согласилась с ухмылкой и редкими слезами на глазах от того, что я нагадала ей смерть, а затем просто психанула. Я не поверила и, решив, что ошиблась, решила попробовать погадать на что-то отдаленное. Так я предсказала град через пять дней во время фестиваля, одной девочке рассказала про отрезанную руку отца на заводе во время работы с техникой, а старику, который приставал к маме во время сеанса, поведала о том, что его собака сбежала и больше не вернётся. И всё сбылось. Абсолютно всё. Потом мама действительно умерла. Ночью. Когда я решилась ей сказать о том, что могла гадать, не солгав, что я действительно умею смотреть в будущее, что могу сама зарабатывать нам на жизнь. Не нужно было лгать и притворяться, не нужно переходить с места на место. У нас бы началась новая жизнь. Люси обняла Кану. И вроде бы вторая не плакала, не было никаких предпосылок к этому, просто у первой девушки появился неожиданный порыв захватить в своих холодных руках тело пиратки, которая каждый день улыбалась и пила, но под этой улыбкой прятала грустную историю о себе. Наверняка, здесь почти каждый на этом судне имел свою историю: грустную, печальную, но по-своему красивую. И каждая из них привела этих людей на этот корабль, к этому глупому, но отважному капитану, который действительно стоял горой за своих друзей. - Мы сделаем всё возможное, чтобы предотвратить твоё гадание. Обязательно. Кана улыбнулась и отвернулась. Думала ли она о своей матери, мечтала ли не уметь гадать, чтобы не видеть смерти, когда никак не получилась их предотвратить, считала ли себя действительно помехой в жизни матери, сомневалась ли в доверии к Хартфилии в своём откровении, гадала ли, кто мог бы умереть, - Люси не могла ничего сказать, кроме того, что в этот раз товарищ выглядела не как грустная и потерянная девушка, а как уверенный, чуть побитый жизнью, потёртый болью, но стойкий ко всему пират, который сейчас нуждался в тёплом пледе, за которым и отправилась блондинка. Откровенный разговор девушек так и остался в тайне этой ночи.

На следующий день.

Казалось, голова только дотронулась до подушки, как снова нужно было вставать: орущий капитан и летающий над лицом кот просто не оставляли другого выбора. Протерев глаза, Люси села и посмотрела в сторону, где находилось круглое окошко. Солнце ещё стояло над морем, но уже готовилось катиться по наклонной. Взглянув на спокойно ожидающего капитана, который хоть и улыбался, однако ожидал полного пробуждения девушки с некой тревогой, потом на Хэппи, который неспокойно летал вокруг и торопил, словно они опаздывали куда-то, Хартфилия в итоге выдохнула и спросила, в чём дело. - На нашем корабле гость, - тут же среагировал кот. Обычно таким активным бывал сам Нацу, но если сейчас он спокоен и серьёзен, то тут определенно важное обстоятельство. - Я подумал, ты бы не хотела пропустить самое интересное и узнавать всё из других уст, потому разбудил, - не смотря на девушку, сказал тихо и быстро капитан. - С чего бы такая забота? - слишком резко ответила девушка, полностью проснувшись и откинув остатки сна. Люси сглотнула и покраснела, проклиная себя за такую быструю реакцию своего организма и надеясь, что краска скоро спадёт. Но когда перед глазами предстала та сцена во время пьянки с Саблезубами, когда в ушах раздались те самые слова, когда она вновь стояла около двери кладовки, её лицо настолько отлило краской, что Хэппи испугался её состояния и спросил, не больна ли та. - А что, не надо было будить? - не выражая особого желания отвечать на поставленный вопрос, Драгнил вновь приобрел нотки иронии в изогнутой улыбке. - Надо, конечно же! - надула красные щеки и чуть нахмурила брови Люси. - Я бы не простила тебя, пропусти нечто важное. Тогда бы заставила тебя взять в рот тряпку и всю палубу прочистить! Или нет… выбросила бы за борт этого мохнатого паука Макарова, который каждый раз будит меня своим присутствием на моём лице, - Нацу закатил глаза, когда они вышли и отправились в штаб-каюту. Хэппи уже давно оказался на главной палубе, открыв дверь и спрятавшись за нею, только хвост метнулся в поле зрения. Кот определенно куда-то спешил. Чувствовалось явное нетерпение. Они спустились и зашли в штаб-каюту. Внимание девушки тут же упало на того самого гостя. Им был парень лет двенадцати, такого же роста, как их Венди. Ни потёртая одежда, ни взъерошенные спутанные волосы, ни грязная кожа с царапинами и синяками не заставили сжаться ее сердце от грусти и жалости, это сделало моление о помощи в его широко распахнутых от давнего страха глазах.

Люси сидела напротив Ромео, который дрожащими руками изредка попивал приготовленный Мирой чай в перерывах своего рассказа. В нервных движениях, частом моргании девушка видела его неуверенность и никуда не уходящий страх, словно он уже давно прилип к нему и дышит прямо в затылок. И ни ободряющие улыбки пиратов, ни Джувия, крепко сжимающая его плечо, ни спокойный и умиротворённый голос Джерара не могли дать видимую защиту этому мальчику. Вроде бы, Ромео сам к ним пришёл, когда Леви и Венди были в тайной разведке, и попросил помощи. Но тот всё равно сомневался, словно готов был в любую минуту разочароваться в пиратах и услышать от тех насмешку. Однако это было логично, ведь он уже как два года жил в деревне, где он никому не может доверять, где все стали ему незнакомцами, даже собственный любимый отец. - Уроды, - не выдержал Драгнил и стукнул кулаком об столешницу. Но никто его не упрекнул, потому что абсолютно все были согласны с капитаном. Леви уже глотала сопли, однако пыталась сделать вид, что эта история задела ее не до такой степени, чтобы разреветься перед мальчиком. Она лишь тихо и медленно дышала, упираясь лбом в плечо рядом сидящего Гажила, оказывающего поддержку. Фулбастер же не мог спокойно сидеть на месте, так как нервы настолько шалили, чувство несправедливости слишком ярко пылало вулканом внутри, потому он ходил по каюте, не реагируя на замечание Скарлет «не мельтеши голым телом, Грей!». На самом деле, стоило с самого начала догадаться, что с деревней что-то не так. И разбойники-пираты, какие-нибудь плохие парни, мошенники, воры или убийцы становились вполне логичным вариантом решения задачи, однако ни Люси, ни остальные не задумывались, что люди могли просто взять и свести с ума всех жителей, почти все три сотни человек, которые проживали на этом острове. Каково жить спокойно в таком замечательном месте, когда в один момент приходят самозванцы, ухищренным способом призывая верить в несуществующую религию, подчиняя разумы невинных людей, заставляя их становиться марионетками? Небольшая группка людей, пришедшая случайно на этот остров, за полгода своих лживых речей смогли подчинить почти всех жителей деревни, заставляя верить в них , в своего Всевышнего , в силу исцеления веры, в якобы священную и целебную воду. И невинные люди подчинялись каждому приказу, боялись каждого нового человека, не верящего во Всевышнего, словно захваченного злым духом; всю свою домашнюю и выращенную с заботой еду они отдавали на «пожертвование», коим являлись те самые мошенники, спокойно кушающие все прекрасные плоды, в то время как жители голодали. Смех и улыбки? Об этом уже давно позабыли. Свобода действий и слов? Все вели себя настолько скованно и сдержано, что ни один простой человек не вёл бы себя так рядом с губернатором или другой важной шишкой в городе. Все, от мала до стара, позволили себя задурманить бредом, веруя каждому слову самозванцев, и это была настолько слепое доверие, что некоторые отцы без сомнений отрекались от своих дочерей, в кого «вселилась тёмная аура, от которой бедную душу нужно спасти»! - Это же как нужно было промыть мозги! - Скарлет еле сдерживала свой гнев, который уже выходил через грозный голос, и держала руками голову, крепко-крепко сжимая глаза. Даже представить трудно, а ведь всё реально! Никто не понял, что произошло в один момент со спокойной Джувией, которая единственная держала на лице улыбку ради Ромео. Она просто встала и резко выскочила, не сказав никому ни слова. Штурман, всё так же нагой по пояс, вышел за ней, получив одобрительный кивок от капитана: то ли парень боялся, что Локсар могла рвануть в деревню в порыве эмоций, то ли Грей просто ощутил желание поддержать, то ли всё вместе. Остальные в каюте сдерживались. Стискивали зубы. Старались не выйти из себя перед и без того запуганным мальчиком. Из-за этого повисла гнетущая тишина, настолько неудобная, что бедный Ромео боялся двинуть рукой и сделать ещё один глоток остывающего чая. Будь у пиратов возможность создавать погоду под стать настроению, давно бы пошёл ливень прямо над их головами с мощным ветром, вырывающим деревья с корнями. По идее, пиратов не должно касаться это дело. У них мало времени до конца их путешествия, особенно когда Мар де Голль, знающий больше них, идёт по пятам и дышит в затылок, смеясь прямо в ухо. И всё же… разве «Fairy tail» может оставить невинных людей и дальше под контролем лживых мошенников, которые даже продают прекрасных и невинных девушек на чёрном рынке? Все знали ответ на этот вопрос. Люси подумала, что в последнее время их штаб чересчур наполнен отрицательными эмоциями и воздух здесь слишком напряжён для промывки мозгов и составления плана. Если ей было так трудно дышать, что она невольно хваталась за ладонь рядом сидящего Джерара, который не мог выдавить из себя поддержку лучше, чем простое ответное сжатие руки, то как чувствовал себя Ромео? Сутулый, растрёпанный и грязный после работы в саду, мальчик сидел и смотрел на поверхность стола, поджимая губы. Ему было только двенадцать, но его силуэт был больше похож на высохшего старика в потрёпанной старой одежде с самодельной тростью и огромным опытом за спиной. В итоге Хартфилия не выдержала. Аккуратно разжала свою руку в ладони Фернандеса, мельком глянула на Драгнила с сидящем на плече Хэппи, а потом широко, как бывало почти каждый день в прошлой жизни рядом с отцом, улыбнулась. Между прочим, даже МакГарден не смогла бы сказать, было ли то притворством или искренними светлыми чувствами. - Ромео, давай спустимся вниз, я тебя вкусно накормлю всем, чем только захочешь, - она встала, поправила подол юбки, которая немного помялась, ввиду того, что девушка забыла переодеться перед сном. Мира, сидящая в конце стола, тут же подхватила эту идею, начиная расписывать, сколько вкусного можно у них найти. С её детальным и красивым описанием даже мёртвый человек ожил, дабы попробовать всё перечисленное. Люси подошла к мальчику, предлагая свою руку. Это был не просто жест помощи встать из-за стола - и она, и вздыхающий рядом с ней Нацу, и улыбающийся с одобрением Джерар понимали, что её предложение имеет куда более глубокий смысл протянутой руки. Однако понял ли это Ромео, или он просто был слишком голодным, чтобы не взяться за руку пиратки?

Ночь этого дня. Примерно два часа.

Казалось, в ночной тиши скрип половых досок должен разряжать воздух, однако когда на корабле почти никто не спал, сновал, бубнил и вообще производил какой-либо шум, такой обычный стон палубы никто не замечал. И Люси спокойно поднялась на самый верх задней части корабля, где находилась бизань-мачта. Это было то самое место, куда она приходила в попытках найти здравую мысль во всём мозговом вихре. И сейчас, в то время, когда пиратка решила подняться сюда, он тоже здесь был. В той же позе, облокотившись, согнув одну ногу впереди, смотря прямо. Люси впервые искренне улыбнулась за сегодняшний день. Она спокойно подошла и встала рядом, почти вплотную. Не то, чтобы ей хотелось телесного прикосновения, просто с капитаном было теплее. Словно он мог излучать тепло или делать окружающий его воздух другой температуры, выше ночной. Нацу даже не взглянул, потому что знал, кто именно пришёл. - Смотришь, и кажется, всё так мирно и спокойно у них, всё, как описано в книге, - озвучил вслух свои мысли парень. Отсюда до него доносился разговор семейки Штраус. Слов было не разобрать, однако не трудно догадаться, что они обдумывали меню на следующий день, обязательно приготовив что-то и для Ромео. - Я до сих пор не могу понять, как же им удалось обмануть стольких людей, - сомкнув руки в замок, Люси смотрела на них, потому что всё за бортом корабля пропадало в почти идеальной темноте: да, были видны огни из деревни среди гущи деревьев, да, луна раскидала своё сияние по морской глади, но, чтобы всё это рассмотреть, глазам следовало привыкнуть. - Насколько нужно быть уверенным в своей лжи, чтобы люди отдавали лучшую еду им, а сами кормили семью остатками. Чтобы верить в созданного мошенниками Некого и поклоняться ему, принося жертвы. Чтобы даже отдавать своих дочерей, веря в то, что их захватил злой дух, а тех на самом деле везут и просто продают богатеньким извращенцам. Чтобы просто-напросто отказаться от себя, от свободы нормально мыслить и чувствовать, да банально - жить. И это не десять или двадцать человек, это почти три сотни! - Слова действительно являются сильным оружием, - кивая, говорил Нацу. На корабле при этом не стояла ночная тишина, небось, остальные также вдаются в размышления и стараются придумать план оказания помощи. Скрипы, шуршания, словно кто-то что-то тащил по доскам, чьи-то сливающиеся воедино голоса. Корабль почти жил и не собирался отдыхать. Спать сегодня? Если только вздремнуть от боли после очень долгого использования головы. - Особенно в руках опытного человека, который умеет подбирать нужные слова для выгоды. Они встретились взглядами. Лёгкий ветер лишь немного трепал волосы, а корабль привычно качнулся на спокойной волне. Хартфилия резко вдохнула, ощутив непривычное странное чувство в районе живота. Она смотрела, не дыша, в серые, почти чёрные глаза парня и в какой-то момент забыла, о чём они говорили. Просто минутное помутнение рассудка от переизбытка эмоций и пережитой суматохи. Не больше. - Ты бы смог прожить так целый год? - кто первый сможет увести взгляд? Случайный прохожий бы посудил, что те играли в гляделки, не желая уступать другому. - Я бы либо сошёл с ума, либо убежал. Нашёл бы способ убраться отсюда, - Люси казалось или у Нацу изменился голос? Была небольшая хрипотца в словах. Наверное, это из-за низкой температуры, в последнее время ночи стали холоднее. - А я бы хотела, чтобы меня кто-то спас. Пришёл и забрал с собой, - почему она такое говорит, смотря ему в глаза? Был ли скрытый смысл? Смешно, но даже сама пиратка не могла понять, что именно она хотела сказать этими словами. Казалось, они могли долго стоять и «играть в гляделки». Было бы хорошо, если бы за этим делом время остановилось, дало вдохнуть полной грудью, расслабиться и ощутить только радость от пиратской беззаботной жизни. Однако трудно было скрыть то, что у пиратов не бывало жизни без забот. Следовательно, эта игра не могла длиться вечно. Как думаете, кто победил в этой негласной битве? В прошлом Нацу, встретившись взглядом, уже ощущал проигрыш в шоколадных омутах, но в этот раз они одновременно закрыли глаза, ни проиграв, ни выиграв. Капитан потом ушёл, случайно задев плечом девушку, а Люси осталась на какое-то время стоять. Неподвижно. Не открывая век. Странная игра, которая была совсем не «гляделками», ещё не окончена. Когда-нибудь они, только вдвоём, действительно дойдут до конца. Но не сейчас. Ещё не время.

На следующее утро.

Медленные тихие шаги двух пар ног ступали по берегу на границе конца песочной части и начала лесной чащи. Случайно попавшиеся ветки и камни мешали бесшумному прохождению, однако через неловкие и неуверенные десять минут двое пиратов уже словно плыли над песком. Парень впереди вёл, осматривал обстановку, в случае чего - прыгать по сигналу в находящиеся рядом кусты и небольшие деревья с травой высотой по колено. А девушка позади старалась издавать меньше звуков, ненароком не сдав их, помогая следить за обстановкой вокруг, определенно сбоку и сзади. Солнце только начало освещать землю, играя лучами с поверхностью воды, а у Грея и Джувии было уже важное задание, выполнением которого они и были заняты. Стало жарко из-за напряжения, страха оказаться замеченными и адреналина, гуляющего по крови, но ни парень, ни тем более девушка не издали ни жалобного стона, ни желания вернуться. Надо - значит надо! Не успели два пальца - указательный и средний - показаться над плечом ведущего пирата, как Локсар среагировала с такой же скоростью и спряталась, упав наземь. Парень стал ползти, и девушка следом, про себя проклиная выбившиеся из собранной причёски пряди волос, что липли с потом к лицу. Сколько они продолжали так двигаться, изредка останавливаясь, притаившись, словно хищники в надежде поймать еду, - неизвестно, но солнце стояло достаточно высоко, чтобы уже не попадать в глаза пиратам, а наоборот кидать тень от деревьев и кустов. Впереди оказался валун, достаточно большой, чтобы здесь спокойно встали трое человек и были незамеченными,поэтому туда и направились двое пиратов, наконец-таки поднявшись. Но никто даже не подумал о том, чтобы отдохнуть и расслабиться, напротив, сейчас напряжение ощущалось куда сильнее, отчего живот невольно скручивался. Парень осторожно выглянул с одной стороны, девушка - с другой. Самое трудное в этом задании не сдержаться от потягивания или боли в напряженных мышцах, а внутреннее подавление всех эмоций, что бы они там не видели, даже трупы своих близких. На берегу, в паре десятков метров, стоял корабль, небольшой, но достаточно новый и поддержанный, что стало ясно: у хозяина деньги имелись, впрочем, как и связи. Несколько человек тащили на палубу то мешок, то ящик, то простую корзину, которые бывают у бабулей на рынке, заполненном свежими, прекрасными и прямо светящимися овощами, явно выращенными с любовью и заботой. Тут были и зёрна, и фрукты, на одном ящике была пометка «грибы», на другом - «олень». - Это то, о чём говорил Ромео, - прошептала Локсар. - Это и есть их «пожертвование»: их бесплатно эксплуатируют, а труды в виде еды отправляются на рынок. Наверняка, хорошая прибыль. - Их золотые украшения подтверждают твои слова, - процедил сквозь зубы парень. Они ещё стояли и продолжали смотреть, на секунду только подумав, что уже ничего нового не увидят, что нужно подойти ближе и послушать, как средь общего гула мошенников раздались женские голоса. Что они говорили, было трудно понять, но не было никаких сомнений, что их обладателями являлись девушки. И действительно, вскоре в поле зрения пиратов появились три прекрасные и красивые, видно, что лжецы постарались привести их в порядок, девушки в самом расцвете сил. Здоровье так и сочилось из них, что не удивительно - в таком-то райском месте жить! По крайней мере, эта деревня была ещё полтора года прекрасной и цветущей. Две из них были спокойны, ступали твёрдо, в ногу, словно солдаты. Глаза у них были чуть прикрыты, словно те не проснулись или находились под гипнозом. И лишь одна крутила голову, остановившись и что-то сказав. И это «что-то» явно не понравилось рядом стоящему и следящему за ними парню с выбритой головой и татуировкой в виде змеи на лысине. - Я подойду ближе, - Локсар даже не услышала, как парень оказался рядом с ней и тихо шептал ей на ухо. Повернув голову, чуть не издав писк от неожиданности, девушка встретилась со взглядом Фулбастера. Их носы соприкасались. Губы находились в нескольких сантиметрах друг от друга. В любой другой ситуации Джувия расплылась бы в лужице счастья или упала в обморок от такой ненормальной близости, но, даже покраснев, с румянцем на щеках пиратка не теряла обладания, собираясь высказать желание пойти с ним. - Один, - штурман не любил долго разглагольствовать и объяснять причину своих действий, ведь он привык, что товарищи понимали его с полуслова, но с этой девушкой всё было по-другому. Она действительно не хотела оставлять его одного. - Если, в худшем случае, меня поймают, должен остаться кто-то, кто передаст всё нашим. Хорошо? - только сейчас Джувия поняла, что задержала дыхание. Только сейчас Грей понял близость их позы. Он отошёл на два шага, осторожно выглянув со своей стороны, чувствуя нетерпение. - Хорошо, - наконец ответила почти неслышно девушка. - Только будь осторожен. Хоть парень ничего не ответил, он кивнул и тут же отправился ближе, чтобы четко услышать слова. Один шаг, ещё - голоса мошенников и девушек становятся отчётливей. Ступив ещё шагов пять, Фулбастер уже мог различать отдельные слова, типа «надо», «теперь», «подождите». Найдя широкий ствол дерева, Грей молниеносно, согнувшись, чтобы не выделяться над кустами, подбежал к нему и выпрямился, делая три глубоких вздоха до того, как осмотреть обстановку. «Отлично, они меня не заметили», - проговорил тот, увидев, да и услышав, что люди на берегу даже не приостановили свой разговор. Парень бросил взгляд в ту сторону, из которой пришёл. Теперь на его месте за валуном стояла Джувия, и он ей кивнул, показывая, что всё хорошо. Та кивнула в ответ. Грей видел, как в ней борются два существа: застенчивая, волнующаяся и любящая его девушка и настоящий хороший товарищ, бывший разбойник. Если бы была подходящая ситуация, то штурман признал бы, что ему нравится, как две противоположные стороны балансируют в одной девушке, которая не уверена, как должна себя вести рядом с ним. Если бы сейчас он находился в другом месте, то ухмыльнулся бы, удивляясь ее глупости, но сейчас Грей был занят разговором на берегу. - Разве ты можешь отворачиваться от веры? - парировал грубый мужской голос. - Я уже не знаю, во что верить, - женский голос говорил на несколько тонов ниже из-за неуверенности. Наверняка, эта та самая третья, которая не находилась под гипнозом мошенников, либо начала видеть картину с другой стороны. - В тебя вселился злой дух, который прочищает твою голову, - медленно говорил другой мужской голос, который больше подходил для убеждения. Он хотя бы понимал, с какой расстановкой нужно говорить фразы. - Именно поэтому мы вас отведём в нужное место, где вам помогут. - Мы сегодня отправляемся? - спросил другой женский голос. Грей стоял с закрытыми глазами и старался улучшить звуковое восприятие, потому что голоса иногда пропадали в шуме остальных людей, в волнах, в шуршании листвы деревьев из-за ветра, в пении птиц, воспевающих очередной прекрасный день. - Сегодня вечером, просто вас нужно было отгородить от близких как можно скорее, чтобы вы не причинили им вред. Вы же не хотите этого? Никто не ответил, но штурман прикинул в уме, что те наверняка покачали головой в ответ. Простояв ещё десять минут, Грей понял, что больше ничего важного ему услышать не удастся, и решил не оттягивать время его нахождения в засаде, потому поспешил к Джувии, которая вся взъелась от интереса, нетерпения и переживаний. - Готова рискнуть? - присел и за руку потянул девушку вниз штурман, смотря той прямо в глаза. Ему нужно было точно знать, что она не боится и будет идти с ним до конца, в крайнем случае, он бы отправил её назад, на корабль, и закончил миссию самостоятельно с подстраховкой в виде Лили, который нашёл этот корабль, доложил и предложил сопровождать их тайно сверху для подстраховки. Грей почти забыл о нём, если бы случайно не взглянул вверх и не увидел тёмный хвост. - С вами я готова на всё, - чётко, немного мило и серьёзно ответила Джувия, подтвердив свои слова интенсивными кивками и поджатыми губами. Фулбастеру было нелегко сдержать свои губы, расползающиеся в улыбке.

Примерно в это время на корабле.

С ними же точно всё будет хорошо? Задав вопрос, Люси никак не ожидала в ответ такой реакции: смешки и упрёки во взглядах товарищей. Они были расслаблены насчёт двух пиратов, которые начали своё наступление с корабля, когда же сама Хартфилия волновалась. Единственным человеком, который не смотрел на неё, как на наивную, была Кана, однако та хоть и находилась со всеми в штаб-каюте, но мысленно была в другом месте. Сидя в самом конце стола, который занимал центральную часть помещения, она раскладывала свои карты, хмурила брови, когда брала в руки какую-то масть, и бубнила что-то под нос так, что никто не мог разобрать ни слова. - Я доверяю Грею и Джувии, - капитан стоял во главе стола и опирался о спинку стула. Его поза была расслабленной, на лице была улыбка, подтверждающая ранние слова, но в глазах - сталь. Видели ли эту серьёзность и скрытую тревогу в глазах остальные, или Люси одна это заметила? Может ей вообще это кажется? - И Лили их чуть что прикроет, - гордо, как молодой отец, вставил Гажил, чуть вздёрнув подбородок. Остальные просто молча согласились. Стоял ясный день. Несмотря на сильные порывы ветра, солнце неистово боролось за то, чтобы одарить землю теплотой куда более сильной, чем прохлада моря. В прошлый раз в этой каюте стояла напряженная атмосфера и все ходили в ужасном настроении, готовые в любую секунду ринуться в эту деревню за мошенниками и хорошо им наподдать, но сейчас всё иначе. Никто не сжимал зубы, никто не стучал нервозно пальцем по столешнице, никто не сдерживался, не грубил и не вздыхал. Возможно, внутри пиратов оставался тот стальной стержень в душе, который призывал их быть готовыми к битве, но снаружи они приняли разумную позицию. Возможно, бессонная ночь остудила их пыл, так что они решили перенаправить свой гнев в полезные действия, спокойные рассуждения и отличную атмосферу в их компании? - А что, если они ничего не смогут найти на корабле? - предположила Хартфилия. Наверное, никто не мог понять такую обеспокоенность и тревогу в голосе, словах и действиях новой пиратки, кроме Альбероны по левую сторону через три стула. Мысли о возможной смерти не выходили из головы, и она боялась, что этим «кто-то» мог оказаться Грей или Джувия. И девушка совсем не знала, стоит ли говорить о таком гадании Каны. Возможно, они уже все знали, может, в глазах Нацу такая тревога как раз-таки из-за этого знания. - Остаётся ждать и верить, - ответила с понимающей улыбкой Леви. Если бы та не сидела напротив, то сжала бы руку подруги, но из-за маленького роста и широкого стола этот жест выглядел бы очень странно. Зато Фернандес это мог, сидя рядом справа: он осторожно взял маленькую руку Люси в свою ладонь и сжал. Его миндальные глаза светились сдержанностью и уверенностью. Хартфилия действительно была благодарна его поддержке: моральной или физической. Ведь только лишь из-за него она успокоила своё сомнение в сердце и разрешила судьбе, случайности или глупости Нацу изменить жизнь на сто восемьдесят градусов. Следовало бы сказать, что таким расслабленным и крутым он выглядел в отсутствии Скарлет, которая была сейчас на разведке в самой деревне, выполняя другое задание вместе с Мирой. Никто точно не мог понять, в каких они сейчас отношениях, но то, что сейчас они стали ближе, чем раньше, так же явно, как и их (не)случайные прикосновения и хитрые взгляды. Так что Люси жива лишь потому, что главный помощник капитана, она же Скарлет, не видела этого дружеского, но близкого жеста. - Дальнейшие действия следует решать после выполнения миссий. Дождёмся доклада Эрзы и Миры, узнаем, о чём нам еще расскажет Ромео, а также нашли ли Грей и Джувия с помощью Лили какие-либо доказательства на корабле, - Нацу потянулся, хрустнув костями, и снова прильнул к высокой спинке чуть потёртого стула, скорее всего, не раз ломавшегося от ярости капитана. - Давайте решим, кто же станет нашим доносчиком, кто соберёт всех и удержит в одном месте. Нам важны доказательства и факты, которые бы раскрыли ложь, но для начала нужно заставить эти три сотни слушать, а не бояться. - Возможно, Леви… - подняв руку, медленно начала Люси, но осеклась, увидев отрицание на лице подруги. - Она ж коротышка, её даже никто всерьёз не воспримет, - эта была последняя за сегодня фраза, которую произнёс Гажил до того, как маленькая, но очень сильная рука нанесла удар вбок, а потом по затылку, вырубив и позволяя «заснуть» на столе. - Я за Эрзу, - сказала потом Леви спокойным голосом, даже с улыбкой, когда все остальные глядели на вырубленного парня, чей дух можно было почти увидеть: он поднимался над его головой и почти улетел в чистое небо. Джерар просто потёр руками лоб, понимая, что тут была вина полностью на Редфоксе, Люси лишь сглотнула, не припоминая, чтобы милая и общительная МакГарден раньше, в полиции, вела себя так резко и уверенно с другими товарищами, а Нацу фыркнул, довольный таким исходом, уже поставив для себя галочку подкалывать боцмана этой ситуацией ещё целую неделю. - У неё сильный взгляд. Даже очень сильный. Голос серьёзный, громкий и… как раскат грома, понимаете? - если и была неуверенность в своём объяснении, то согласные кивки абсолютно всех пиратов, даже Каны в своём мирке, подтвердили подобное сравнение. Сам Фернандес не смог поспорить и заступиться за свою девушку. - Хорошо, теперь я бы просто хотел сказать, что если у вас есть хоть самая нелепая мысль, то обязательно поделитесь ею. Разве у нас не все приключения странные и такие же нелепые? - Люси усмехнулась, смотря на толкающего речь Нацу. Она привыкла видеть его либо весёлым, либо серьёзным и страшным, но не ожидала, что у него есть действительно лидерские качества. Пусть все и называют его по имени, они знали этого парня и понимали, что на него можно положиться, что он не даст упасть духом, даже если самому ему тревожно, что он придёт на помощь с улыбкой и всегда протянутой рукой. - У нас есть только один шанс, чтобы до них достучаться, потому что потом они даже смотреть на нас не будут, не то, что слушать. Сделаем всё правильно и в нашем стиле, найдём то, что оставил мой отец, и отправимся в дальнейшее приключение с непоколебимым духом и командной работой. На секунду девушка ощутила порыв поаплодировать своему капитану, но сдержалась, так как все вначале улыбались, а потом серьёзно кивнули. Уже зная, что делать, пираты встали со своих мест, начали что-то комментировать и говорить, пока их ноги уже уносили хозяев из каюты. Хотя Гажила уносили не его ноги, а крепкие руки Фернандеса. Люси тоже встала, взглянула на Нацу и остановилась. Как только дверь закрылась, уголки его губ опустились. Действительно, девушка чуть не забыла, какой была первая цель их остановки на этом острове. В карих глазах мысли нашли своё отражение, поэтому сам Драгнил сразу же понял, о чём думала его соседка по каюте. Но он не рассердился, хотя ещё недели две назад обязательно бы съязвил и поставил «на её место», а просто крепче сжал руки, держащие стул, и вздохнул. Люси решила не стоять столбом, а спуститься к Ромео, но её остановила рука Каны. - Ты говорил делиться любыми мыслями, так? В это время парень кивнул. Люси перевела взгляд с парня на подругу, которая не обращала на неё внимания: даже корпус ее тела был повернут к капитану. Было ясно видно, как тот напрягся: стиснуты зубы, брови сведены, да и его походка, когда он подходил к двум девушкам, выдавала некую нервозность. Хартфилия понимала, что сам Нацу прекрасно осознавал силу гаданий Каны. Они встретились взглядом - серый и карий - однако кроме лёгкого движения плечом Люси ничего не могла сделать. - В деревне есть наш туз, который может стать решающим ходом в этой битве, - Кана говорила медленно и чётко, превратившись в реальную ясновидящую, что рассказывала о твоём будущем, колдуя над шаром. Драгнил стоял возле Хартфилии и возвышался прямо над сидящей пираткой. Та продолжала держать за запястье свою подругу, которая не понимала причину своего присутствия, а парень подошёл так близко к блондинке, что их плечи соприкасались. Капитан старался рассмотреть карты, хотя по его суженным глазам и выдвинутому подбородку было ясно, что ничего ему непонятно. - Это девушка. Она ключ ко всему. - И как нам среди сотни молодых девушек найти ту единственную? - Не знаю, я вижу только «молчание», но не могу сказать, что это значит. Одно знаю точно: не найдя её, мы не только не поможем людям, но и сами не сможем забрать вещь, оставленную Игнилом. Нацу резко вдохнул, а Люси напряглась, смотря краем глаза на слишком-близко-стоящего парня. Ей показалось, или в его глазах на мгновение вспыхнула ярость? Если так, то девушка мысленно надеялась не попадаться ему под руку в порывах гнева. Настоящего гнева. И хотя Хартфилия не была гадалкой, нетрудно было заметить скрытый, неожиданно появившийся внутри страх что-то упустить и быть проигравшим в битве с Мар де Голлем. Страх, который появился прямо на пороге сердца капитана, желая поселиться и обустроиться. Но, к счастью, ему не удалось войти в большое и сильное сердце Драгнила из-за одной женской руки, которая крепко сжала ладонь парня, придав этим жестом, как и твёрдым взглядом карих глаз, уверенности и поддержки.

Всё будет хорошо. Все будут живы. Обязательно.

Примечания:

Обещала к концу лета выложить главу - держите.
На последних часах перед началом нового учебного года.
Удачи учащимся и студентам, зубрите и не забывайте веселиться.
Надеюсь, следующая глава выйдет раньше по времени (не два месяца). Но тут я компенсировала ваше ожидание длинной главой (вторая в топе самых больших глав, я уже писала в своей группе про первую).
С нетерпением ожидаю отзывы~

Пролог. Вступление.

Париж.…Этот знаменитый город. Сколько веков он манил, притягивал к себе глупцов, храбрецов, романтиков, и сколько душ он успел погубить. Париж прекрасен в своей жестокости. Ещё не гремели смертоносные залпы Великой Революции, ещё острый нож гильотины не отсекал царственных голов, ещё не было тирана у власти. Но даже не смотря на это можно было отличить редкие заряды мушкета из-за угла очередной улочки.

Шла ночь с 26 на 27 августа 1648 года, это было страшное время. Королева-регентша, нынешним днём велела арестовать главу парламентской оппозиции - Брусселя, на что Париж отреагировал, разумеется, не без чьей-либо подачки, весьма возбуждённо.

Это был первый год Фронды, той самой Фронды, воспоминание о которой не раз подвергало в шок не одно поколение монарших особей Франции. Воистину страшное время. Хоть оно и не было ознаменовано кровавыми казнями и расправами, на чью-то долю всё же выпало не одно несчастье, нанесённое тем самым рядом антиправительственных смут бушевавших в стране.

Принцы крови взбунтовались против первого министра Франции, являвшегося, по тайным доносам, мужем самой королевы, жившей, кстати, с ним в одном дворце, что являлось немаловажным свидетельством сего. Король – почти что младенец, ребёнок, которому не по плечу ещё управлять государством. Хаос и массовые беспорядки творятся в стране, бесчисленные налоги взимаются со и без того обездоленного народа, что хорошо объясняет поступок, произошедший этой ночью…

Во главе с коадъютором архиепископа Парижской епархии, монсеньером де Гонди, поднимается страшное восстание... Пока верховное правительство спокойно спит в Пале-Рояле, на улицах Парижа назначаются командиры, капитаны, лейтенанты и прочие лица, поднимающие народ. Несколько тысяч готовых к бою, яростных и рвущихся парижан вышли в эту ночь на улицы столицы. Население города будто разделилось на несколько рот, отрядов, разошедшихся по разным сторонам города, не смотря на это, каждый был занят общим делом. А какое именно это «общее дело», многие попросту не понимали. Каждым отрядом руководил тот или иной человек, в имена я пожалуй вдаваться не буду, ибо читателю итак безусловно трудно запомнить и разобраться в таком количестве информации. Всего за одну ночь, вокруг Пале-Рояля, дворца, который занимала королевская семья в это время, воздвигнул более одной тысячи двухсот баррикад. Парижане оккупировали своих королей; жестоко и беспощадно боролись они за какое-то правое дело. Город осадили, но даже самые ярые фрондеры не подозревали, что своими смелыми действиями она могла нанести урон и себе…

Рене Лувьер не был дворянином, однако, даже не смотря на это, обладал благородством, которому смог бы позавидовать любой отпрыск знати. Он не до конца понимал, зачем идёт на это, зачем бьёт стёкла в окна в домах мазаринистов, зачем так яро орудует руками, воздвигая баррикады, зачем так громогласно орёт, призывая людей активнее работать. Зачем вообще идёт против высшей власти? Он не знал на это ответа.

Этот красивый, бледнолицый юноша, которому едва минуло двадцать три, является отличным примером человека того времени. Вся его суть заключается в том, что испокон веков, от войны до войны, от революции до революции, человек находится в поиске. Он ищет лучшей власти, даже если и эта хороша, ищет лучшей страны, даже если и в этой живётся неплохо. Человек всегда ищёт, искал, и будет искать, таков уж он. И ведь нельзя обвинить человека той эпохи в стабном инстинкте, ведь он, просто житель народа, просто крестьянин, горожанин, трудящийся, никогда не хотел чего-то для себя. Он срывал голоса на митингах, он ломал ноги на массовых давках, но всегда он был в надежде. В надеже на светлое будущее, в надежде на улучшения в жизни страны и народа. Это и был человек того времени. К виду подобных храбрецов можно было отнести и Рене, готового отдать голову на плахе, за народ, за веру, за правду. А ведь он даже не знал, где правда! Он просто шёл, шёл наперекор судьбе, боролся против того, против чего боролись все.

Господа, уже светает. Повыше поднимите вот эту и на заставы! Скоро проснутся они, - кричал и поторапливал Лувьер, сонных, но всё ещё полных энтузиазма парижан. – Вот эту, говорю, выше поднимите! – указал он на баррикаду, и увидев положительную реакцию побежал в противоположную сторону от постройки, к главной площади, которую уже замкнули в кольцо другими баррикадами.

Вы куда это? Сейчас же на дежурство королевская гвардия заступит, а вы как-никак наши командиром назначены. Вам нас покидать не следует, а то кто кроме вас так командовать толково будет. Нет-нет, вам уходить нельзя, мало ли, гвардия сюда пойдёт, а мы без вашего управления всю систему сломаем! - говорил уходящему Рене сутулый, маленький рабочий, активно принимавший участие при строительстве.

Успокойся, Женевель, я через четверть часа вернусь, – успокоил его Лувьер и снова побежал, не останавливаясь, к площади.

На самой площади окружавшей Пале-Рояль было тихо, что весьма удачно отвлекало внимание от непредвиденных построек, которые за одну только ночь возвело население Парижа. Все они находились на улицах, окружавших дворец, так, чтоб ни одна живая душа оттуда без ведома выйти не смогла. Вся эта система баррикад, удачно окружала дворец, но для самого Рене была крайне не на руку. Ведь занявшись командованием над своим отрядом, он совсем позабыл, что на другой стороне города находится его возлюбленная. И только сейчас он понял, что между ними стоит неразрывная стена, что она находятся по ту сторону баррикад…

Часть 1.Опала.

Лихорадочно прорываясь через толпы суетящихся парижан, спешивших занять свои места перед предстоящим утром, Рене бежала вперёд. На соседней улице находилась её любовь, её жизнь, её Рене. От возлюбленного девушку отрывала только одна улица, но с десяток больших баррикад. Но она рвалась вперёд, она была готова перепрыгнуть любое препятствие и лишь потому, что она любила, а во имя любви была готова на многое.

Какое-то странное, страшное предчувствие не давало Рене покоя. Вильруа знала, что он руководит своим отрядом, более того она знала его; знала, что он пойдёт до победного, что будет стрелять, бунтовать, знала, что он отважен, и что действовать он будет так же отважно. Знала, что он не побоится быть вздёрнутым на виселице, что не побоится скоротать свой век в каменных стенах Бастилии. Но так же девушка знала, что Рене её любит, и что возможно через несколько минут, во время первого обхода гвардии города, он может неминуемо попасть под обстрел. Возможно, именно это страшное предчувствие заставляло Рене бежать, расталкивать людей, только чтоб увидеть его, возможно, в последний раз.

Это были не те времена, когда люди могли жить мечтой, строить волшебные замки, где много счастья; нет, это были жестокие времена, когда на чудо могли надеяться лишь короли, а для простого народа на это было наложено строжайшее табу. Люди жили, надеясь лишь на себя, а выживали, скорее всего, только благодаря вере.

Возле первой же заставы Рене остановили. Не вняли её мольбам, её слезам, не пропустили, таков был приказ. «Никого никуда не пропускать», а Вильруа волей-неволей пришлось подчиниться.

Но вот народ на баррикадах успокоился, притих и занял свою боевую готовность. Королевская гвардия заступила на службу. Начался обход города, как раз тогда когда отряд во главе с капитаном гвардии наткнулись на первую баррикаду. И, наверное, почти одновременно с ними увидели подобное и другие отряды. Молниеносно послышались сообщения об этом. Гвардейцы встали в тупик, тут же отправили гонца в Лувр и Пале-Рояль, сообщить о многочисленных заставах, окруживших город. В Лувре не оказалось никого из представителей высшей власти, монаршая семья и первый министр были в Пале-Рояле, тогда когда тот был окружён целой системой баррикад и многочисленной толпой народа, уже вышедшего из-за застав. Почти мгновенно толпа взревела своим неистовым воем: «Долой Мазарини!», послышалось из уст каждого. И уже через несколько минут дворец стоял на ногах.

Обеспокоенные придворные боязливо расхаживали по коридорам Пале-Рояля, тогда как не менее обеспокоенные королева-регентша и её первый министр собрались с советом и всё-таки прорвавшимся во дворец гонцом. Посыльный подробно описал ситуацию в городе: «Больше тысячи различных баррикад окружило дворец. Ваше величество, вы окружены, вы почти что пленница собственного народа, - передавал гонец слова капитана гвардейской роты, - Парижане настроены воинственно, они требуют возвращения им Брусселя. И они не успокоятся. Уже разбиты окна в домах многих ваших приверженцев».

Тысячи парижан стояли на заставах, дежурили у дворца, не покидая и не сдаваясь ни на секунду. Не обходилось и без жертв со стороны королевской гвардии, не обходилось и без жертв со стороны народа. Гремели ядра мушкетов средь стройных возвышений Парижа. Сейчас на поле брани встречались дворяне, благородные, со своими шпагами, висящими на расшитых перевязях, и мужественные, стойкие горожане, с подручными материалами, за неимением оружия повнушительнее. И если абсолютно все, хоть и в страхе, не были лишены энтузиазма, день им казался короче обычного, то для двух Рене, смелого юноши и его верной возлюбленной, день казался вечностью. И даже манящих и тёплый августовский закат, окрасивший небеса охрой, не мог отвлечь молодых людей от грустных мыслей. Они по-прежнему оставались в безвестности, она думала, что юношу уже давно ранили, тогда, когда он думал, что его Рене, что его любовь, что она, та, прекрасней которой он не встречал, была повержена, а возможно и обесчещена во время творившихся беспорядков. Находясь в нескольких сотах шагов друг от друга они не знали ровным счётом ничего. Тем не менее, Лувьер, командуя своим отрядом парижан, оказывал большое сопротивление гвардейцам, а Вильруа, затерявшаяся в толпе, но не терявшая присутствия духа, кричала едва ли не громче всех, со всем неистовством рвалась вперёд, воинственная, готовая вести за собой чуть ли не весь свет.

Тем временем в оккупированный дворец удалось проникнуть нескольким людям из парламента. И после долгих совещаний с королевой и министром, сказано было объявить и передать капитану гвардии и его гвардейцам следующие слова:

"В связи с агрессивным поведением народа, любого, вне зависимости от сословия, пола и возраста, агитатора, распространяющего беспорядки, брать под арест. Всех помещать в Бастилию, если же мест не будет хватать, то по несколько человек в камеру. Суд над каждым будет свершён по устранению проблемы. Комендант крепости будет уведомлён. Грозиться пристрелить всякого, кто будет оказывать сопротивление".

Они надеялись, что одним таким приказом уже смогут приструнить народ. Народ же так не думал. Но тем не менее целые конвои распределились и чётким военным шагом пошли по улицам города, брав под стражу любого чересчур громкоголосого, как было сказано в приказе, вне зависимости от пола, сословия и возраста, под арест.

Едва услышав подобный приказ, те, кто стоял впереди, поспешили передать на галёрку только что услышанное, чтоб они, стоящие со своими отрядами, успели приготовиться или спрятаться от наступающих гвардейцев. Эти меры были необходимы, чтоб как можно больше сохранить людей в своих отрядах и как можно дольше продержать воздвигнутые баррикады. Рене, так активно руководящий движением, получил сообщение об опасности от товарища, и тут же дал команду своим. Отряд сориентировался быстро, наскоро укрепив баррикаду, он во главе с Лувьером отошли поодаль, спрятавшись, чтоб в случае чего незаметно напасть на конвой с гвардейцами и обезвредить тех.

А пока всё так удачно складывается у Рене и его отряда, перенесёмся к тем, кому повезло гораздо меньше.
И вправду, Рене Вильруа, так кричавшая, так яро действовавшая среди толпы парижан, совсем не знала о приближающееся опасности. Как раз во время очередной громкой реплики её настигла опала. Гвардейцы, позабыв о почтении, которое мужчина обязан выказывать женщине, схватили бедную девушку и, пользуясь её непониманием, поместили в ряду между собой. Затем, разгребая, словно лопатой, народ, понесли её и других несчастных куда-то далеко. Ни слова не проронила она в знак сопротивления, лишь только из гула уходящего конвоя донеслось пронзительное, преисполненное веры: «Я увижу тебя, мой милый Рене!»

Часть 2. Узница Бастилии.

Рене Вильруа и других взятых под арест вели к грозной крепости, одно название которой приводило всех в страх – Бастилия. О, сколько людей погибало в этих бесчувственных многовековых стенах, и не перечесть! Но у девушки не было страха, было непонятное чувство внутри, да дрожь, какая-то странная дрожь. И вот уже кавалькада вступает на территорию крепости, комендант Бастилии был уведомлён, поэтому гвардейцев с узниками пропустили беспрепятственно. Самих узников, собственно, было не особенно много, так что на каждого хватало по камере. Зря Вильруа в сильнейшем волнении отыскивала глазами Рене. Нигде не видно было такой знакомой шевелюры, нигде не было таких родных, обычно таких тёплых глаз, невидно было и ровной линии губ, такой серьёзной и с виду суровой, но такой обворожительной, при улыбке. Нигде, не смотря на отчаянные поиски девушки, не было Лувьера. Рене уже было потеряла надежду; опустила руки, и её, такую опустошённую, с потухшими глазами, провели через все ворота, завели в крепость и наравне с остальными заключённым, кричащими, вырывающимися, её, спокойную, отвели и бросили в камеру. А ведь сейчас ещё люди жалуются на жестокость к женщинам! Но тогда стражам было это простительно, им был дан приказ, а они обязаны его чтить. Тем более задержанная даже не дворянка, что уважительно относиться к ней…Несчастная Рене!

Всегда именно на долю женщины выпадали самые тяжкие переживания, всегда именно женщине приходилось больше всего страдать. Страдать за себя, за разбитую жизнь, за потерянную любовь, за свободу. Природой заложено так, что женщина, всегда стремиться к счастью, к обычному женскому счастью. Любить и быть любимой. Вроде бы так просто, но одновременно и так тяжело. Безответно любить всегда сложно, но куда сложнее любить ответно. Ибо в первом случае есть надежда, незримая, небольшая, но надежда, она даёт силы жить. А любить ответно – это гораздо и гораздо тяжелее. Когда женщина любит и любима, она обретает настоящее счастье. Но негласный закон гласит: За счастье приходится платить. Тот, кто пожал счастья в полной мере, оплачивает гораздо дороже. И быть может все жертвы, всё страдания людей возникают именно в результате великого счастья.

Сейчас Рене не жила, она чувствовала, она видела и слышала, но жить не могла. Она любила, любила его больше жизни. Они понимала, что возможно он не знает, где она и что с ней. Девушка чувствовала, что как бы не закрутила жизнь, эту карусель, она больше никогда не испытает такого счастья. Вильруа знала – испила до конца ту чашу, а теперь надо расплачиваться. Рене уже подготавливала себя, что больше никогда не увидит любимого.

Разлука – вот то слово, в страшных снах снящееся людям. Вот чего боится каждый человек. Разлука, наверное, самая страшная кара для влюблённых, особенно если она будет длиться вечность.

Рене словно в какой-то лихорадке шаталась по камере. По этой бесчувственной, серой камере, причинявшей столько боли, доводящей до отчаянья. Такая убогая комната, с маленькой кроватью и окном, загороженным решёткой. Через неё не видно звёзд, через неё не видно неба, на которое так любили смотреть оба Рене, во время прогулок по ночам, таким длинным, словно эфемерным, манящим летним ночам. Как любили они завалиться в траву, забыв про все приличия, и просто лежать, разговаривать, быть вместе. А она любила смотреть в его горящие глаза, любила слушать его красивые аристократичные речи, любила, когда он кокетливо склонял голову вправо, любила, когда он пел ей песни и нежно держал её руки в своих. Но ведь это всё было! От воспоминаний разрывалось сердце. Когда человек на свободе, он волен себе, он может бежать куда хочет, говорить что хочет. И даже если ему плохо, он может с этим справиться…А здесь? Здесь каменные стены – единственные собеседники, но с ними не поговоришь, а даже если что-то им и расскажешь, то они не помогут. Они будут лишь давить на тебя, сдерживать и забирать себе твои рассказы. Они будут хранить их, как хранят рассказы многих других узников, но никогда не помогут. Скорее доведут до полного сумасшествия. И это неизбежно, такова участь всех узников, всех влюблённых; быть погребённым в себе, быть уничтоженным в своих мыслях.

Неизвестно сколько Рене провела в этой одинокой, холодной камере. Только теперь не было в ней прежнего спокойствия. Теперь началась апатия. Эмоции, чувства душили её, оставалось ощущение недосказанности, нехватки чего-то. Рене душило теперь и та мысль, что она не договорила со своим Рене, что, словно, не до конца рассказала ему всё, что не до конца дала понять ему, что любит его. Что не уберегла, не спасла и не предотвратила такого печального исхода событий. Что обрекла его на муки, ведь он ещё наверняка не знает, что она в тюрьме. Ищет её, переживает, не находит себе места, а может, решив что она умерла, умирает сам. Вильруа ненавидела себя за это. Чувство вины и неполноценности от чего-то не оставляли в покое. Знаете, бывает с человеком такое, когда он устаёт чего-то ждать и не дожидаться, чего-то хотеть и не получать, к чему-то идти, но никогда не доходить. Это подобие психоза. Подобное было с Рене. Она швырялась по камере, рвала на себе волосы, посылала проклятия небу и просто истошно кричала.…От безысходности. Рене не могла ничего сделать, разве что молиться, но во время такой ярости хотелось слать весь мир к чертям, биться об стены, орать, кидать и воротить всё. Что она и делала. Когда же силы кончились, она, измученная, изнеможённая, рухнула прямо на каменный пол и впала в забытье.

И на какие пытки приходиться идти людям в надежде на счастье или что приходиться им испытывать, вкусив плод счастья. Наглядный пример – Рене, насильно разлучённая со своим Рене. И кажется, что самое страшное она уже пережила, но нет, самое страшное только ожидало её и его, чтоб до конца добить их, людей, испытавших когда-то счастье…

Часть 3. Гревская площадь.

Вся опустошённая, не понимая, где она находится, Рене лежала на каменном полу свой камеры. Столицу давно уже заволокла ночь, темная, непроглядная, холодная, и кажется любой отдавал предпочтение ночи предшествующей. Той ночи, когда не было ещё кровавых схваток, когда не было заточений, и когда два сердца всё ещё могли встретить друг друга. Промозглый ветер врывался в тёмную камеру, но даже это не могло заставить девушку подняться. Её мысли спутались, память потупилась, и только одно слово стучало в голове: «Рене, Рене, Рене…!»

А время всё шло, шло и словно нависало над Вильруа каким-то странным облаком. Была тишина. Только изредка доносились из других камер одинокие крики других заключённых, но они обречены были остаться без ответа. Вдруг, совершенно неожиданно, Рене вскочила с пола и после долгого отчуждения и побежала, что есть силы, к двери. Там, прижавшись к железной «стене», целиком превратившись в слух, она стояла и жадно впитывала доносившиеся издали звуки шагов. И будто что-то знакомое Рене почувствовала в них, не то привычный звук каблуков, не то родной запах. Это был он. Вот уже чётче отдавались по иссыревшим каменным стенам звуки его шагов, вот уже ясно доносились его нервный кашель и глубокие вздохи. Их разделяли только пару метров! Надежда – вот что овладевала девушкой в этот момент. «Он пришёл за мной! Да, это мой Рене, он освободит меня, освободит…» - её мысли прервал скрежет дверного замка, что заставило Вильруа отпрянуть от двери. И вот открылась дверь, за тучным комендантом ей предстал он. Такой же мужественный, стройный, с таким же глубоким взглядом, проникающим, кажется, в самую душу. Его растрепанные волосы; его белая рубашка, взмыленная потом и кровью, местами продранная острыми пиками; его почти развалившиеся ботфорты, измоченные росами - всё это делало Рене настолько прекрасным в глазах Вильруа, что какие бы то ни было плохие мысли сами оттеснялись. Так же и он, грозный уличный воин, совсем позабыл о ужасающий вестях, которые ему надо было сообщить, едва взглянул в её глаза, такие тёплые, наполненные слезами счастья. И ведь она ещё не знала, что их ждёт! Рене стояла напротив своего возлюбленного, не решаясь сделать шагу. И только сейчас её уже было совсем потухшие, потерявшие всякую надежду, глаза стали оживать. И даже грязное платье, с уже давно оборвавшимся подолом, и даже волосы, день назад уложенные в такой красивой причёске, падали на грудь одной большой, засаленной копной, больше напоминавшей паклю, не мешали видеть в ней Лувьер ту прежнюю красавицу, которую он так обожал. Неизвестно сколько они простояли, просто созерцая друг друга, а в прочем, к чему подсчёты? Влюблённые всё равно, резко, не сговариваясь, бросились к друг другу, заключая объятия и вкладывая в них всю ту нежность, теплоту и трепетность, которая переполняла каждого из них на протяжении этих суток, проведённых врознь. Рене, со всей мягкостью, на которую был способен, обнимал девушку, то и дело аккуратно поглаживая, то руки, то голову, то лицо любимой. А она просто прижалась к нему, впитывая в себя каждую частицу, каждую клеточку этого человека, которого так любила, обожала, которым так восхищалась. Сейчас он был её, и пусть в последний раз, и наплевать на приличия! Лувьер накрыл своими губами её губы, последний раз наслаждаюсь девушкой, которая так его поражала, так вдохновляла и воодушевляла, ради которой он жил. Целовал нежно и страстно, всё крепче прижимая к себе. Ему тоже было плевать на приличия, плевать на то, что комендант нетерпеливо расхаживает позади них, а что за комендантом стоит отряд стражников. Ему было плевать на всё это, ведь он знал, теперь уже точно, что больше никогда не увидит своей Рене.

Поцелуй двух Рене прервал угрюмый комендант, вконец уставший от долгого прощания влюблённых. К тому же почтенному коменданту надо было скорее закончить начатое дело.

Простите, любезные, что отвлекаю, но на прощание отводится не больше десяти минут. Вы же прощаетесь уже пятнадцать.
-Прощание? Что это значит, Рене? – испугалась Вильруа, встревоженно глядя на юношу.

Рене, да, это наша последняя встреча, - с тяжёлым вздохом начал Лувьер. - когда всё немного затихло, я прорывался через сломанные баррикады, искал вас везде, в разных домах, но знакомые мне люди сказали, что вас, моя Рене, забрали и повезли к крепости. Я побежал к Бастилии, но сюда, меня и ещё нескольких несчастных, никак не хотели пропускать, пока мы не прорвались силой. Нас тут же схватили, и уж было готовы были покидать по камерам, как мы начали кричать, бунтовать, просить. Мне повезло гораздо больше, нежели им. Я долго добивался, чтоб вас, единственную заключённую за весь тот день женщину, освободили. Меня не слушали, хотели кинуть в карцер, но ждали, приказа не было. Приехал какой-то человек, он был из парламента, от королевы, с сообщением к коменданту. Слава Всевышнему, он услышал мои крики - этот добрый человек помог мне, нам, - сбивчиво рассказывал Рене, не сводя глаз с любимой. – Он спас вас! Он на правах лица, наделённого хоть какой-то властью, помог решить этот вопрос. Согласился выпустить вас, невинно пострадавшую по моей же вине жертву, но взамен посадить меня, ярого бунтовщика, поднимавшего восстание, простив первого министра. А оно и заслуженно! Ведь как бы смог жить я на этом свете, зная, что по моей вине вы заточены в этой тюрьме. Я изначально не подумал, как бы спасти вас, но теперь…Теперь вы свободны, а я получил по заслугам.

Рене, Рене, - твердила девушка, не до конца переварившая ещё информацию, поступившую от него. – Вы не подумали, как буду жить я? Я, зная, что вы сидите тут, в этой мрачной темнице, вместо меня!

Любимая, - с грустной нежностью в голосе говорил он, - вы дороги мне больше жизни, с вами, жизнь моя, мне не страшна даже смерь, я готов лишиться головы, мне её не жалко. Главное чтобы вы всегда помнили и любили меня. Ведь с любовью такой женщины можно сделать многое. Я, Бог со мной, переживу…. Ведь и помимо меня есть здесь много несчастных, которым в разы хуже меня.
Я люблю вас, и буду любить вечно, как любил вечность до этого. Если мне суждено в этих стенах скоротать свой век, я умру с вашим именем на устах, ведь никогда, слышите, никогда, я не любил никого так, как вас! Вы для меня не просто человек, и я жизнь отдам, чтобы вам всегда было хорошо.

Но как же мне будет хорошо без вас? Как я смогу с этим жить? – твердила девушка, которой судьба уже в который раз заготовила такой удар.

Вы обязательно оправитесь, будите счастливы. Вы встретите кого-нибудь другого, и он полюбит вас, не так как я, но полюбит. Он никогда не покинет вас, всегда будет рядом, будет тем, кем не смог быть я.

Но…- только и успела воскликнуть Рене, залитая слезами отчаянья, как тут же была увлечена из камеры двумя стражниками.
-Я люблю тебя, моя милая Рене! – воскликнул юноша свою последнюю речь, в первый и последний раз обратившись к ней на «ты». Железная дверь захлопнулась.

Нет, Рене не кричала, не отбивалась от стражников, она была как-то странно спокойна.
-Что его ожидает? – с последним проблеском надежды, спросила Вильруа, очередной раз орошая уже и без того мокрую одежду горькими слезами.

Его? – будто на секунду призадумался комендант, - Гревская площадь,* - затем добавил он, с пусть и маленькой, но долей сострадания, совсем не свойственной ему.

*Гревская площадь - площадь перед городской мэрией в 4-м муниципальном округе Парижa. В то время была площадью, где совершались публичные казни. Более подробное описание можно увидеть в Википедии.

Часть 4. Рене!..

Утро было до невозможности мрачное, будто погода тоже прониклась весьма печальным настроем обоих Рене.
Первая декада сентября гораздо больше напоминала декабрь своей промозглостью, печальностью, бушевавшими вьюгами, сильнейшими ветрами. А восстания по-прежнему шли, хоть народу вернули того, кого они так давно добивались, но ни воинственного настроения народа, ни решение относительно Лувьера это не переменило. Всё шло по кругу, череда пасмурных дней так кстати переплетались с настроением Рене Вильруа, которая за это время абсолютно абсорбировалась от окружающего мира, провела всё время в хождениях по городу, по его окраинам, но самое часто место её посещений был конечно Сен-Жерменский лес, около которого располагалась Бастилия. Ни одной весточки о нём. Мысль, что его скоро не станет, убивала девушку изнутри, ломало всю волю.

Но революция была безжалостна; она не стала разбираться, кто виновен, а кто нет – она просто вынесла вердикт. Страшный, кровавый, заставляющий дрожать не только тех, на кого он распространялся, но и тех, кто просто знал и слышал о нём. Она приказала, и это привели в исполнение, не посчитавшись ни с кем.

Настало, настало это роковое для многих утро. Маленькие группы зевак неторопливо собирались на галечной земле Гревской площади. Обычно на казнях было многолюдно, но либо в этот раз персоны были настолько невелики, что даже это не побудило всех любителей кровавых зрелищ явиться, либо многие были настолько увлечены делами массовости, что решили предпочесть казнью каких-то митинговавших.… Тем не менее, люди всё же были, в лёгком возбуждении, они толпились в хаотичном порядке у эшафота, предвкушая зрелище. Рене пришла тоже. Затерялась в толпе и, покрыв голову массивным лоскутом ткани, стояла абсолютно подавленная, холодная, непроницаемая. Ни один мускул на её лице не двигался, даже глаза, казалось, моргали как-то эфемерно, все равно ни капли, не смачивая зрачки, сухие до невозможности.

Тем временем рабочие копошились, перетаскивая последние доски, расчищая путь подходившей кавалькаде заключённых. Эшафот был невелик и не особенно высок, но и это не лишало его того мрачного, ужасающего очарования, которое хоть и рушит жизни, но не перестаёт привлекать людей, пленять их своим страшным видом. На этом самом возвышении, обитом чёрным бархатом, была установленная плаха, а внушительный палач с уже остро наточенным топором стоял и ждал. И вот, наконец, стража вывела заключённых на площадку пред эшафотом, зачитали приговор и по очереди начали называть каждого заключённого, тем самым приглашая его подняться и испытать свою страшную участь. Рене вросла в землю, не двигаясь, зачарованная ужасом, наблюдала на это зрелище. А он, всё такой же стройный, в той же изорванной одежде стоял и каким-то беспристрастным взглядом смотрел вдаль, разве что его красивое лицо в этот раз было на оттенок бледнее. Видел он её или же нет, мы не знаем, но быть может именно её присутствие, их духовный контакт помогал ему держаться спокойно.

Вызвали первого приговоренного, тот, трясясь, то и дело, вскрикивая скудное: «Иисусе!» поднялся на эшафот и, покорившись своей участи, смочил деревянные доски первой кровью за этот день. За ним последовало ещё человек десять. Сделали перерыв, палачу понадобилось заточить потупившийся топор. Зрители находились в каком-то странном напряжении, одна Рене, и глазом не взглянувшая на казни других осуждённых, стояла так же неподвижно, не сводя глаз со своего Рене.

Пришла его очередь, он был последним.

К этому времени часть людей, утомлённых таким количеством произошедших смертей, разошёлся. И без того маленькая горсть зрителей испарилась. Рене, стоявшая в толпе дотоле, оказалась одна. Лишь за метры от неё крутились реденькие группы зевак. Столб, статуя, свыкшаяся со всем, что могло её ожидать – вот что собой представляла Рене Вильруа в этот момент.

Зачитали приговор, его вызвали.

Юноша тем временем, ровной, преисполненной достоинства походкой, поднялся на мокрые от крови полы эшафота. Гордо откинув голову, изящно, словно танцуя танец, он преклонил одно колено за другим и так же гордо, не сказав не слова, он склонил свою голову на плаху, готовясь к последнему удару судьбы.

Сердце учащённо забилось у девушки в груди, даже несмотря на потерю почти всякой надежды, что-то пусть и слабо, но всё ещё трепеталось в ней.

Лувьер шевельнул губами, так скрытно, словно боясь, что его услышат, но только Рене, она, поняла, то последнее произнесённое его слово. В этот же миг, не сделавшая до этого не одного движения девушка вскрикнула, так пронзительно и отчаянно, тут же поднося ладонь к раскрытому рту и до боли закусывая её, чтобы никто не услышал. Возможно именно этот громкий, пронизывающий крик, смог бы хоть на минуту оттянуть печальную кончину Рене, отвлечь палача… Но, едва только косой лучик солнца выбился из под слоя облаков, заиграв кокетливыми лучиками по окровавленному металлу топора, острый его наконечник скользнул по тонкой шее Рене. Она опоздала. В этот миг голова отважного юноши и горячо любимого человека сорвалась с плеч и покатилась к самому краю эшафота.

Как уже было сказано, Рене Лувьер не был дворянином, но это не помешало ему умереть с таким достоинством, что возможно сам Карл Первый, ощутивший на себе ту же участь спустя пол года, смог бы позавидовать выдержке, внутренней силе и той утончённости, с которой покинул этот мир простой парижанин.

Глядя на его безжизненное лицо, лежащее на том же краю эшафота, кто приходил в трепет, кто-то ужасался, и только Рене, с каким-то непонятным чувством прояснения, смотря на его приоткрытые синие губы, понимала, он сдержал слово, он, как и обещал, погиб с её именем на устах. «Рене» - было то самое лёгкое движение в его губах, давшее понять девушке, что пока он ещё жив, его уже нет. Он всегда держал обещания, сдержал и в этот раз.

Народ разошёлся, эшафот разобрали, а тела сгребли и отвезли на кладбище, для захоронения в братской могиле. И только Рене осталась стоять на проклятой Гревской площади. Лучик, выглянувший во время кончины Лувьера из под облаков, тут же скрылся. Начался сильный дождь. И даже это не заставило сдвинуться с места Вильруа, она так и не сделала ни одного движения, не пролила и слезинки.

«Чёрствая?» - может подумать читатель, нет. Просто то, что произошло в тюрьме, прощание с любимым, его последние слова, предупредило её. И как бы непроницательна она ни была, как бы ни верила девушка в чудесное спасение возлюбленного, нутром она знала, будет так, как ей сказали. Быть может это та самая невероятная возможность влюблённых – чувствовать друг друга. Несмотря на разлуку, сдерживаемую даже таким внушительным фактом как стены Бастилии, они были рядом, душами. Чувствовали друг друга. Наверное, именно это подготовило девушку к той роковой развязке, которую им двоим уготовила судьба. К этому последнему удару, Рене подготовил юноша своей честью, благородством, а главное – обещанием всегда быть рядом. И пока жил он, жила и она. А теперь, когда его больше нет, что же? Почему Рене так сухо проводила память своего возлюбленного, не пролила и одной слезинки в память этому человеку? Почему? Да потому что человек не может чувствовать, жить, плакать, когда в нём нет души. В ней убили душу, а значит, больше нет смысла жить.