Нигилист – это личность, которая отрицает значимость общепринятых ценностей как нравственных, так и культурных. Понятие «нигилист походит от латинского «nihil» и означает «ничто». Нигилист отметает все принципы, не признает априори авторитетов. Помимо несогласия с общепризнанными ценностями и идеями, он отрицает также и осмысленность человеческого существования. Нигилисты склонны к критическому мышлению и скептицизму.

Кто такой нигилист

В толковом словаре находится информация о том, что нигилист – это индивид, который:

– отрицает смысл существования человека;

– свергает с пьедесталов все общепризнанные авторитеты;

– отвергает духовные ценности, идеалы и прописные истины.

Нигилист своеобразно реагирует на события в окружающем мире, проявляя защитную реакцию в качестве несогласия. Отрицание у нигилиста нередко доходит до мании. Для него все человеческие идеалы – как призраки, ограничивающие свободное индивида и мешающие ему правильно жить.

Нигилист признает в этом мире лишь материи, атомы, образующие определенное явление. Среди основных причин нигилизма – , а также чувство самосохранения, не ведающее чувства духовной любви. Нигилисты утверждают, что все творческое – ненужная и напускная ерунда.

В психологии нигилист рассматривается как человек, который отчаялся в поисках причин и смысла существования на земле.

В концептуальных положениях Э.Фромма преподносится как механизм . Фромм считал, что основной проблемой индивида, пришедшего в этот мир не по своей воле, является естественное противоречие между бытием, а также тем, что человек, владея способностью к познанию себя, других, настоящего и прошлого, выходит за пределы природы. По мнению Э.Фромма личность развивается в стремлении к свободе и стремлении к отчуждению. И это развитие происходит путем увеличения свободы, однако не каждый может этим путем правильно воспользоваться. Вследствие этого негативные состояния и психические переживания приводят индивида к отчуждению и утрате его самости. Появляется защитный механизм «бегство от свободы», приводящий индивида к деструктивизму, нигилизму, автоматическому , стремлению разрушать мир, чтобы мир не разрушил его.

В.Райх, анализируя внешний вид и поведение нигилистов, характеризует их как высокомерных, циничных, дерзких с ироничной ухмылкой. Эти качества являются следствием действия нигилизма как защитного механизма. Эти особенности стали «броней характера» и выражаются в виде « характера». В.Райх утверждает, что черты нигилистов – это остатки сильных защитных механизмов в прошлом, отделившиеся от своих исходных ситуаций и ставшие постоянными особенностями характера.

Нигилист – это личность, разочаровавшаяся в жизни и скрывающая горечь этого разочарования под маской . Но именно в переломных моментах истории человечества нигилисты являлись движущей силой перемен и событий, и большинством носителей нигилистических взглядов была молодежь со своим стремлением к максимализму.

Взгляды нигилистов

Учение о нигилизме возникло в ХII веке, но вскоре было расценено как еретическое и предано анафеме папой Александром III.

Особенный размах получило нигилистическое движение в XIX веке на Западе и в России. Его связывали с именами Якоби, Ницше, Штирнера, Прудона, Кропоткина, Бакунина и других.

Само понятие «нигилизм» ввел немецкий философ Ф.Г.Якоби. Наиболее ярким представителем нигилизма был Ф.Ницше. Он считал, что истинного в мире нет, а его существование – прохристианских мыслителей.

Еще один известный нигилист О.Шпенглер продвигал идею о закате европейской культуры и о разрушении прежних форм сознания.

С.Кьеркегор считал, что причиной распространения нигилистического движения является кризис в христианском вероисповедании.

В России во второй половине ХIХ века появилось больше сторонников нигилизма, отрицающих сложившиеся устои общества. Они высмеивали религиозную идеологию и проповедовали атеизм.

Значение слова нигилист наиболее раскрыто в образе Евгения Базарова, героя романа И.С.Тургенева «Отцы и дети». Яркий представитель своего времени, он выражал социальные, а также политические изменения, которые происходили тогда в обществе. Он был «новым человеком», бунтарем. Студент Базаров описан Тургеневым как сторонник наиболее «беспощадного и полного отрицания». Прежде всего, он выступал против самодержавия, крепостного права, религии – это всего того, что порождало народную нищету, бесправие, темноту, общину, патриархальную старину, семейный гнёт. Бесспорно, это отрицание носило революционный характер, такой нигилизм был свойственен революционным демократам 60-х годов.

Среди основных видов нигилизма в современном обществе можно выделить несколько.

Правовой нигилизм состоит в отрицании законов. Это может привести к торможению правовой системы, противоправным действиям, а также хаосу.

Причины правового нигилизма могут иметь исторические корни, также он возникает из-за несоответствия законов интересам граждан, несогласия людей со многими научными концепциями.

Моральным нигилизмом называют метаэтическую позицию, которая гласит, что ничто не может быть моральным либо аморальным. Нигилисты предполагают, что даже убийство независимо от его обстоятельств и причин нельзя расценивать как плохой или хороший поступок.

Юношеский нигилизм, так же, как и юношеский максимализм выражается яркими эмоциями в отрицании всего. Подрастающая личность часто испытывает несогласие с взглядами, привычками и жизненным укладом взрослых и стремится защитить себя от негатива реальной жизни. Этот вид нигилизма нередко присущ не только юношам, но и эмоциональным людям всех возрастов и выражается в самых разных сферах (в религии, культуре, правах, знаниях, общественной жизни).

Мереологический нигилизм сегодня довольно распространен. Это философская позиция, которая твердит, что объектов, состоящих из частей, не существуют, а есть только базовые объекты, не состоящие из частей. Например, нигилист уверен, что лес существует не как отдельный объект, а как множество растений в ограниченном пространстве. И что понятие «лес» создано, чтобы облегчить человеческое мышление и общение.

Географический нигилизм стал выделяться относительно недавно. Его суть в отрицании и неразумении нелогичного использования географических признаков частей света, подмене географических направлений север – восток – юг – запад и географических частей света культурологическим идеализмом.

Эпистемологический нигилизм – это форма , которая утверждает сомнение в возможности достижения знаний. Он возник как реакция на идеал и универсальную цель древнегреческого мышления. Софисты первыми поддержали скептицизм. Через некоторое время сформировалась школа, отрицающая возможность идеального познания. Тогда уже была понятна проблема нигилизма, заключающаяся в нежелании его сторонников получать нужные знания.

Популярный сегодня нигилизм – культурный. Его суть в отрицании культурных направлений всех сфер жизни социума. Руссо, Ницше и другие основоположники контркультуры полностью отрицали всю западную цивилизацию, а также буржуазную культуру. Самая большая критика обрушилась на культ потребительства массового общества и массовой культуры. Нигилисты уверены, что только авангард достоин развития и сохранения.

Религиозный нигилизм – это бунт, восстание против религии, негативное отношение к духовным общественным ценностям. Критика религии выражается в прагматическом отношении к жизни, в бездуховности. Такого нигилиста называют , для него ничего святого.

Социальный нигилизм выражается в самых разных проявлениях. Это неприязнь к государственным институтам, реформам, социальные протесты против различных преобразований, новшеств и шоковых методов, несогласие с различными политическими решениями, непринятие нового уклада жизни, новых ценностей и перемен, отрицание западных образцов поведения.

Среди негативных сторон нигилизма невозможность выйти за рамки собственных взглядов, непонимание среди окружающих, категоричность в суждениях, которая часто приносит вред самому нигилисту. Однако позитивно то, что нигилист проявляет свою индивидуальность, отстаивает собственное мнение, ищет и открывает что-то новое.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http :// www . allbest . ru /

Тема нигилиста в русской литературе XIX века - Базаров, Волохов, Верховенский: опыт литературоведческого сопоставления

Введение

Глава 1. Нигилизм как социокультурное явление в России второй половины XIX века

1.1 Исторический и бытовой аспекты нигилизма

1.2 Русский нигилизм как идеология и философия

Глава 2. Базаров как первый нигилист в русской литературе

2.1 Комплексный портрет Евгения Базарова и его воззрения

2.1.1 Евгений Базаров и народ. Суть базаровского нигилизма

2.1.2 Базаров в отношениях с окружающим обществом

2.2 Тургенев и Базаров: герой-нигилист в оценке автора

Глава 3. Гончаровская версия нигилизма: Марк Волохов

3.1 «Обрыв» как антинигилистический роман

3.2 Образ Марка Волохова в окончательной редакции романа

3.3 Волохов и Базаров: нигилист Гончарова в сопоставлении с нигилистом Тургенева

Глава 4. Нигилист глазами Достоевского: Петр Верховенский

4.1 «Бесы» как роман-предупреждение: мировоззренческая позиция Достоевского

4.2 Личность Петра Верховенского. Верховенский как «бес»-нигилист

4.3 Базаров, Волохов, Верховенский: общее и различное

Заключение

Список использованных источников и литературы

Приложение

Введение

Вторая половина XIX века - особый период в истории России. Это время проведения реформ, затронувших все общественные сферы страны. Одно из главных преобразований - отмена крепостного права Александром II. После проведения данной реформы по стране прошла волна крестьянских восстаний. Вопросы, связанные с переустройством России и с ее будущим, волновали всех - консерваторов, либералов- западников и революционных демократов. Это был период обострения общественной борьбы, в ходе которой еще более активно формировались основные идейные направления. К этому времени ряды русской литературной интеллигенции пополнились представителями сословия разночинцев. Среди них - знаменитые русские писатели и критики, например Ф.М. Достоевский (разночинец по матери), Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Н.Н. Страхов и другие.

Известно, что в литературе второй половины XIX века господствовало такое направление, как реализм, требовавшее наиболее объективного изображения действительности. Издавались различные журналы, становившиеся ареной политической борьбы между демократами, либералами и консерваторами. В литературе появляется образ активного радикального демократа, «нового человека», но трактуется он по-разному в зависимости от позиции авторов. В данной работе мы обращаемся к творчеству таких великих русских писателей, как И.С. Тургенев, И.А. Гончаров, Ф.М. Достоевский, поместивших в центр своих знаменитых романов - «Отцы и дети», «Обрыв», «Бесы» - образ героя-нигилиста.

Актуальность и новизна темы нашего исследования заключаются в том, что, несмотря на неоднократное обращение исследователей к образам нигилистов в русской литературе, до сих пор не было цельного исследования, в котором подробно и обстоятельно, на широком культурно-историческом фоне сопоставлялись бы три героя-нигилиста из трех названных романов. Также в нашей работе мы рассматриваем мировоззренческую позицию каждого из романистов в отношении нигилистического движения, выявляя общее и различное в способе изображения ими этого движения и его представителей.

Сопоставление трех нигилистов из трех великих русских романов с учетом мировоззренческой позиции их авторов, продиктовавшей им подход к изображению этого исторического типа, и является главной целью нашей работы.

В ходе исследования перед нами были поставлены следующие задачи :

Проследить историю возникновения и бытования в культуре такого понятия, как нигилизм;

Изучить вопрос, связанный с появлением термина «нигилизм» в России и эволюцией его значений до момента написания романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»;

С максимальной полнотой описать историю создания романов «Отцы и дети», «Обрыв», «Бесы» с учетом мировоззренческой и политической позиции Тургенева, Гончарова и Достоевского в период их написания.

Объект нашего исследования - художественные способы изображения героев-нигилистов Тургеневым, Гончаровым, Достоевским, продиктованные их идеологической позицией.

Многие исследователи, критики и философы обращались к данным авторам и их романам, анализировали их историческую, философскую и социальную значимость. Соответственно, степень разработанности данной темы достаточна велика. В XIX веке - это Н.Н. Страхов, М.Н. Катков, Д.Н. Овсянико-Куликовский, на чьи труды мы в значительной мере опираемся и ссылаемся в своем исследовании. В начале XX столетия многие русские философы оценивали произведения второй половины XIX века с иной, «пророческой» точки зрения, и здесь, несомненно, главным источников для нас является историко-философское сочинение Н.А. Бердяева «Духи русской революции». На протяжении следующих десятилетий к творчеству исследуемых нами писателей обращались Н.К. Пиксанов, А.И. Батюто, Ю.В. Лебедев, В.А. Недзвецкий. Из наиболее близких нам по времени авторов монографий и статей особое внимание в нашей работе уделяется литературоведческим штудиям Л.И. Сараскиной - ученого, посвятившего жизнь исследованию творчества Ф.М. Достоевского.

Практическая значимость исследования обусловлена активным интересом к теме русской революции и ее предыстории в наше время и потребностью переосмыслить в этой связи идеологические и художественные константы русской литературной классики, так или иначе затрагивавшей данную тему. Предложенные нами разработки могут быть использованы в практике как школьного, так и вузовского преподавания.

Структура работы . Работа состоит из четырех глав, каждая из которых делится на параграфы. В первой главе мы рассматриваем понятие «нигилизм» и освещаем данное явление в историко-культурном аспекте; во второй - даем развернутую характеристику образа Евгения Базарова, в том числе в контексте политической и мировоззренческой позиции автора; третья глава посвящена роману «Обрыв» - его антинигилистической направленности и анализу фигуры Марка Волохова; в четвертой главе нами исследуется идеологическая позиция Достоевского по отношению к нигилизму и анализируется созданный им в его антинигилистическом романе «Бесы» образ Петра Верховенского.

Глава 1. Нигилизм как социокультурное явление в России второй половины XIX века

1.1 Исторический и бытовой аспекты нигилизма

Понятие «нигилизм» едва ли было бы правильным считать навсегда ушедшим в прошлое, наоборот, важно отметить, что это не просто идеология тургеневского персонажа из широко известного романа «Отцы и дети», о котором говорят на уроках в старшей школе; оно актуально и сегодня. «В культуре современной России нигилизм получил широкое и всеобъемлющее распространение. Во многом это объясняется социальной напряженностью, экономическими неурядицами, морально-психологической неустойчивостью общества. Однако не стоит забывать и об исторических причинах: многовековое крепостничество, самодержавие, административно-командные методы управления и др., которые не только не способствовали преодолению нигилизма, но постоянно воспроизводили и приумножали его». Однако анализ такого явления, как нигилизм, нуждается в абстрагировании от тех негативных ассоциаций, которые возникли вокруг него в связи с проявлением нигилистических настроений в русской культуре середины XIX века.

Впервые «нигилистические» настроения (не совсем в той форме, в какой многие привыкли понимать данное явление) возникли как неотъемлемая черта буддийской и индуистской философии, которая «заявляла» о бессмысленности жизни. Человеческое существование, согласно данной точке зрения, - череда страданий, а спасение человека - в спасении от жизни.

Таким образом, нигилизм (неверие во всё сущее или пессимизм) в данном случае - это попытка охватить разумом смысл человеческой жизни, и он (нигилизм) выступает как отрицание всего вообще, не имея практически ничего общего с богоборчеством или жаждой разрушения.

Термин «нигилизм» можно обнаружить в средневековой теологической литературе: в частности, в XII веке так называли еретическое учение, отрицающее богочеловеческую природу Христа, а сторонников данной точки зрения называли, соответственно, «нигилистами». Гораздо позже, в XVIII веке, данное понятие закрепляется в европейских языках и имеет значение отрицания общепринятых норм и ценностей.

Во второй половине XIX - начале ХХ века понятие «нигилизм» получает особое наполнение благодаря философским учениям А. Шопенгауэра, чья философия близка идее буддийского безразличия к миру, Ф. Ницше, учившего об иллюзорности мира и несостоятельности христианской веры, и О. Шпенглера, который называл «нигилизмом» характерную черту современной европейской культуры, переживающей период «заката» и «старческих форм сознания», после которого якобы должно последовать состояние высшего расцвета.

Важно указать, что нигилизм в широком смысле данного слова - это только обозначение отрицания чего-либо. В определенные периоды существования человечества, а также в различных сферах жизни общества слово «нигилизм» носит контекстуальное значение, порой практически не коррелирующее с тем, о котором будет идти речь в данной работе. Нигилизм может рассматриваться как социокультурный феномен, онтологический феномен, способ мышления, ориентация деятельности человека, идеология.

История понятия «нигилизм» весьма богата и разнообразна. «С одной стороны, эта история оказалась неразрывно связанной с немецкой традицией, с другой - в русском культурно-речевом сознании термин зажил иной жизнью и предстал в ином контексте». Данный термин использовался различными философами и каждым трактовался по-своему. Основная цель данной главы - рассмотреть нигилизм как явление, пришедшее в Россию в XIX веке, и его влияние на сознание русской интеллигенции.

Термин попадает в Россию из работы немецкого писателя-романтика Жан- Поля «Vorschule der Aesthetik» (в русском переводе «Приготовительная школа эстетики») 1804-го года, опираясь на которую «С.П. Шевырев читал лекции по истории поэзии в Московском университете. «Нигилизм», как и у Жан-Поля, противопоставляется «материализму». […] под «нигилистами» Жан-Поль (а вслед за ним и Шевырев) имеет в виду идеалистов, считающих, что поэзия не зависит ни от каких внешних обстоятельств и является творением только лишь человеческого духа. Под «материалистами» здесь имеются в виду те, кто считает, что поэзия романтизма просто рабски копирует реальный мир. Таким образом, и получается, что под «нигилистами» имеются в виду крайние идеалисты. [...] спор о поэзии является результатом столкновения противоположных взглядов на мир и, в особенности, на человека в европейской философии в конце XVIII - нач. XIX в.».

Немаловажно упомянуть и о том, что в 1829-1830 гг. в журнале «Вестник Европы» филолог и литературный критик Н.И. Надеждин опубликовал несколько статей, посвященных «нигилизму» (например, «Сонмище нигилистов»), который, в его понимании, являет собой «кладбищенскую лирику романтиков, и романтический эрос разрушения - смерти, и байроновский скептицизм, и светскую пустоту. В конечном счете совершенно так же, как и у Жан-Поля, шла речь о саморазложении субъективности, оторвавшейся от реальности, о саморазрушении я, замкнувшегося в себе». Таким образом, уже в первой половине XIX века слово «нигилизм» появляется в русской культуре, фигурирует в лекциях и размышления русских критиков, однако культурно-историческая ситуация, сложившаяся на тот период в России, не располагает к тому, чтобы в термине «нигилизм» выявить тот смысл, с которым он прочно будет ассоциироваться в дальнейшем.

В 1858 г. В России вышла книга профессора В.В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни», в которой также употребляется слово «нигилизм» в качестве синонима скептицизма.

Благодаря публикации романа И.С. Тургенева «Отцы и дети», в 1862 году термин «нигилизм» вошел в обиход русской культуры, став предметом острых дискуссий. Особенно интересно то, что это слово приобрело определенный оценочный смысл, который не был сколько-нибудь ярко выражен до 1862 года; более того, этот смысл оказался противоположен прежнему. Отныне так стали называть исключительно «материалистов».

«Термин «нигилизм» приобретает «ругательное» значение и употребляется в резко полемическом контексте». «Термин, функционируя в сознании носителей определенной идеологии, отрывается от своих генетических корней и становится источником новых представлений, не связывавшихся с ним прежде».

Интересно, что В.П. Зубов в своей работе «К истории слова нигилизм» обращает внимание на суффикс «изм», который создавал представление о нигилизме как о некой школе, однако вскоре обнаружилось, что термин стал «расплываться в объёме», и оказалось, что точное определение как школе, как учению, нигилизму дать невозможно. «Дефиниции уступили место эмоционально-оценочному подходу и вследствие этого стали всё больше говорить не о «нигилизме», а о «нигилистах»» . Термин становится некой «кличкой», а на первый план при описании и оценке так называемых «нигилистов» выходят личностные характеристики и определенный тип поведения. Такие люди оцениваются как «неприятные», с вызывающими манерами, мнениями. Например, «в 1866 г. в Нижнем Новгороде описывают внешность «нигилистов» и приказывают блюстителям общественного порядка преследовать таковых. Этот факт сразу же отразился протестом в прессе. Но слова «нигилист» и «нигилизм» продолжают в 60?70-е годы XIX века использоваться как средство духовно-идеологической характеристики и применяются то к одному кругу лиц, то к другому, а также к различным, часто противоположным, явлениям».

Таким образом, в 1860-е годы сложилась ситуация, заключавшаяся в достаточно расплывчатом понимании слова «нигилизм»; и некий парадокс был в том, что те, кого нарекали «нигилистами» по определенному ряду признаков, таковыми себя не считали, однако находились те, кто, следуя веяниям моды, до конца не разобравшись в понятии, добровольно назывались «нигилистами», отрицая абсолютно всё (как Ситников и Кукшина в романе «Отцы и дети»). И всё-таки, по мнению В.П. Зубова, если бы не эти люди, то и говорить о нигилизме как особом направлении было бы невозможно. «Странным образом понятие нигилизма было составлено из реального материала и, тем не менее, ему не соответствовало ничего реального» .

Как уже было сказано, «нигилизм» - это, в первую очередь, только обозначение отрицания чего-либо, остальное - «наложенные» смыслы, значения, являющиеся контекстуальными. В.П. Зубов также отмечает, что слово «нигилизм» изначально восходит к латинскому слову «ничто» (nihil), т.е. к отрицанию (соответственно, «нигилист» - это не более, чем отрицатель чего-либо); и утверждает, что оно сохранило своё ядро в ходе эволюции термина. Ядро не изменилось, но изменилась окружающая среда, т.е. исторические условия и конкретные культурные условия. В результате этого в России словом стали пользоваться как оружием, «громя» определенные группировки, используя это слово как обвинение, как некий приговор.

По мнению А.В. Лайтера, идеологию и психологию «российского нигилизма» породили «отстраненность от внутренней жизни народа, убежденность в своем превосходстве, гордыня ума и нежелание понять и принять вековые ценности народной жизни». Ученый отмечает, что «нигилизм есть порождение существовавшей тогда русской действительности, своего рода социальное кредо большей части русской интеллигенции, вставшей на путь голого отрицания, грубого опошления прошлого своей страны, одностороннего, зачастую совершенно немотивированного неприятия настоящего, особенно политических и правовых реалий и ценностей своей страны». «Нигилизм в истории России начинался как движение за «эмансипацию человеческой личности» от закостенелых форм мышления и жизни, он пришел к полному неуважению к автономии личности -- вплоть до убийства. Свидетельством этого может являться опыт реального социализма советской эпохи. Революционная тактика Ленина во многом совпадала с базаровской программой тотального разрушения». Таким образом, А.В. Лайтер дает скорее отрицательную характеристику нигилизму, проявившемуся во второй половине XIX века, обвиняя носителей «нигилистических» воззрений в гордыне и нежелании понять и принять народные ценности. Здесь очень важно отметить момент, к которому нам придется еще не раз обращаться в ходе исследования: нигилизм и нигилисты получали как положительную, так и отрицательную оценку в зависимости от позиции оценивающего. Известно, что на момент распространения нигилистической идеологии имели место как консерваторы, которые по определению не могли принять нигилистов, так и либералы, выступавшие одновременно против как консерваторов, так и радикалов, или, в другой терминологии, социал-демократов, которых, как и консерваторы, они называли «нигилистами» скорее в отрицательном смысле. Для самих же радикалов, или социал-демократов, понятие нигилизма, напротив, воспринималось, как правило, в положительном ключе.

В целом же в культурном сознании второй половины XIX века в России слово «нигилист» носило скорее отрицательный, обвинительный характер. Отрицание - вообще характерная черта, объединяющая все русские радикально-демократические концепции XIX века, чьи адепты отвергали традиционный уклад русской действительности. Именно поэтому нередко «русский нигилизм» отождествляется с теорией и практикой революционного движения в пореформенной России. Однако необходимо помнить о том, что термин «нигилизм» в разных культурах, странах и периодах человеческой истории имел разные толкования, следовательно, в данном случае речь идет о «революционном» нигилизме, с представителями которого мы как раз и встречаемся на страницах романов И.С. Тургенева, И.А. Гончарова и Ф.М. Достоевского.

В связи с русским нигилизмом второй половины XIX века обратимся к конкретным радикальным направлениям и группам, ратовавшим за новый политический строй и объявлявшим ложными действующие на тот момент нормы морали и общепринятую систему культурных и эстетических ценностей.

В первую очередь, важно отметить то, что так называемыми «революционерами» второй половины XIX века, участниками радикального направления общественного движения, были выходцы из разных слоев общества, стремившиеся представлять интересы рабочих и крестьян. Значительное влияние на развитие данного движения оказывала реакционная политика правительства, которая заключалась в отсутствии свободы слова и в полицейских произволах. Историки и культурологи обычно выделяют три основных этапа формирования и развития радикального направления. Первый этап - 1860-е годы: появление революционно-демократической идеологии и создание тайных разночинских кружков. Второй этап - 1870-е годы: оформление народнического направления и деятельность организаций революционных народников. Третий этап - 1880-90-е годы: активизация либеральных народников, начало распространения марксизма, который лег в основу создания социал-демократических групп.

Как уже было упомянуто выше, представителями демократического движения были в основном разночинцы (выходцы из таких общественных слоев, как купечество, духовенство, мещанство, мелкие чиновники), пришедшие на смену дворянам-революционерам первой половины XIX века и являвшие собой наиболее сплоченную группу противников царизма в России. Именно нигилизм послужил основой их идеологии, став в целом направлением общественной мысли 1860-х годов. Таким образом, нигилизм стал важным и крупным явлением в общественной жизни России второй половины XIX. Главными идеологами нигилизма на рубеже 50 - 60-х годов считались Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, а в середине 60-х гг. - Д.И. Писарев.

Когда мы говорим о нигилизме как об отрицании устоев и ценностей, недостаточно ограничиваться исключительно этой характеристикой. Важно подойти к данному вопросу более конкретно и отметить, что, кроме моральных норм и культурных ценностей, нигилизм также отрицал: исторический опыт России, не содержащий в себе тех начал, которые стали бы основной для разрешения важных для развития страны вопросов; исторический опыта Запада, который привел к более тяжелому, чем в России, кризису в социальных отношениях. Нигилизм ратовал за отказ от государственной службы и переход граждан в область просвещения, образования; «свободные» и фиктивные браки; отказ от «условностей» этикета (иначе говоря, нигилисты приветствовали искренность в отношениях, пускай порой и грубоватую по форме). Отрицание установленных культурных ценностей, по мнению М.А. Ицковича, было обусловлено тем, что «искусство, мораль, религия, этикет служили классу, который жил за счёт безвозмездного труда и угнетения крепостных крестьян. Раз вся система социальных отношений безнравственна и не имеет морального права на существование, значит, нужно отвергнуть всё, что хоть как-то связано с ней».

А.А. Ширинянц, автор статьи «Русское общество и политика в XIX веке: революционный нигилизм», достаточно подробно и глубоко рассматривает это явление, и речь в его работе ведется именно о революционном нигилизме второй половины девятнадцатого столетия. Как уже говорилось, нигилизм в общественном сознании носил скорее отрицательный, радикальный характер, и «нигилистами» называли тех, чье поведение и внешний вид разительно отличались от общепринятого. Также А.А. Ширинянц обращает внимание на следующий аспект: «В обиходе многое неустройство и зло российской жизни стали относить на счет «нигилистов». Яркий пример -- история петербургских пожаров 1862 г. Как когда-то в Риме (64 г. н. э.) в пожарах обвинили христиан, в России в поджогах обвинили… нигилистов». Ученый цитирует самого И.С. Тургенева: «…когда я вернулся в Петербург, в самый день известных пожаров Апраксинского двора, -- слово “нигилист” уже было подхвачено тысячами голосов, и первое восклицание, вырвавшееся из уст первого знакомого, встреченного мной на Невском, было: “Посмотрите, что ваши нигилисты делают! Жгут Петербург!».

Необходимо отметить важный момент, связанный с содержанием статьи А.А. Ширинянца: ученый затрагивает вопрос отождествления русских нигилистов с революционерами, утверждая, что «делать это […] следует все же осторожно, с некоторыми оговорками, акцентируя внимание на специфических чертах русского «революционного» нигилизма по сравнению с нигилизмом европейским». Приведем еще одно любопытное замечание исследователя по данному вопросу: Смысл и содержание нигилизма в России невозможно понять без выяснения и интерпретации сущностных черт и специфики так называемого «русского революционного нигилизма» как социального феномена, порожденного реалиями пореформенной жизни России, объясненного русской мыслью и своеобразно «вписавшегося» в историю европейского нигилизма».

Во-первых, согласно статье Ширинянца, носителем нигилистской идеологии и психологии был интеллигент-разночинец (о чем упоминалось выше) или дворянин, первый из которых занимал «промежуточный» статус между дворянским и крестьянским сословиями. Статус разночинца был неоднозначным: «С одной стороны, как и все недворяне, [..] разночинцы не имели права владеть крестьянами -- а вплоть до манифеста 19 февраля 1861г. -- и землей. Не принадлежа к купечеству или мещанству, они не занимались ни торговлей, ни ремеслами. Они могли иметь собственность в городах (быть домовладельцами), но не могли владеть ни фабриками, ни заводами, ни лавками, ни мастерскими. С другой стороны, в отличие от представителей низших сословий, разночинец […] имел такую степень личной независимости, какой не имел ни купец, ни мещанин, ни тем более крестьянин. Он обладал правом свободного проживания, свободного передвижения по стране, правом вступления на государственную службу, имел постоянный паспорт и обязан был учить своих детей. Последнее обстоятельство важно подчеркнуть, так как Россия была единственной страной в мире, где «за образование» давалось личное дворянство. Образованный человек «низкого» происхождения, равно как и беспоместный дворянин, положение которого практически не отличалось от положения разночинца, могли найти средства к существованию только на государственной службе или, с 1830-1840-х гг., на ниве свободного интеллектуального труда, занимаясь репетиторством, переводами, черновой журнальной работой и т. п.». Таким образом, основная масса, придерживавшаяся идеологии отрицания и составлявшая революционное движение в России второй половины XIX века, - разночинцы, суть положения которых достаточно подробно рассмотрена в статье, процитированной выше.

Хотелось бы отметить, что Ширинянц по существу нарекает представителей данного «сословия» «маргиналами», что вполне справедливо, так как, с одной стороны, это люди, имевшие больше прав и свобод, нежели крестьяне, с другой - они чрезвычайно остро ощущали все минусы своего положения, имея достаточно много возможностей, но не имея при этом больших денежных средств и полномочий, которые делали бы их жизнь более комфортной и благополучной. Совершенно очевидно, что такой статус не является завидным, ибо не предоставляет человеку достаточно прав, свобод и, в конце концов, четко обозначенной и стабильной жизненной ниши. И именно это, пожалуй, могло бы стать достаточно веским основанием для зарождающейся в умах разночинной молодежи борьбы и бунтарских идей. В связи с этим Ширинянц цитирует русского политического мыслителя радикального толка П.Н. Ткачева: «Наши юноши -- революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего социального положения… Среда, их вырастившая, состоит либо из бедняков, в поте лица добывающих свой хлеб, либо живет на хлебах у государства; на каждом шагу она чувствует экономическое бессилие, свою зависимость. А сознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости -- всегда приводит к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту».

Интересное замечание выдвигает другой русский политический мыслитель, социал-демократ марксистской ориентации В.В. Воровский, которого цитирует в своей статье «Роман И.С. Тургенева «Отцы и дети»» Ю.В. Лебедев: «Выйдя из среды, которая не могла вынести никаких традиций, предоставленная своим собственным силам, обязанная всем своим положением только своим дарованиям и своему труду, она неизбежно должна была придать своей психике ярко индивидуальную окраску. Мысль, благодаря которой разночинская интеллигенция только и могла проложить себе путь на поверхность собственной жизни и держаться на этой поверхности, естественно стала ей казаться какой-то абсолютной, всеразрешающей силой. Разночинец интеллигент стал ярым индивидуалистом и рационалистом».

Однако повторим, что носителями идеологии нигилизма являлись также и дворяне. И об этом «справедливости ради» говорит и Ширинянц. Сознательно разрывая связь со своими «отцами», представители аристократической и дворянской среды приходили к нигилизму и радикальности. Если разночинцы «входили» в радикальные движения по причине своей близости к народу, то представители высшего сословия - как раз вследствие того, что, наоборот, были очень далеки от низшего сословия, однако делали они это из определенного сочувствия к народу и раскаяния перед ним за большое количество лет угнетения и рабства.

Среди характерных черт русского нигилизма Ширинянц выделяет следующие: культ «знания» («рационалистический характер»; отрицание метафизических аспектов и преклонения перед естественными науками), а также «культ дела», «служения» народу (не государству), суть которого в неприятии чинов и богатства. Как следствие подобного «обособления» от общепринятого - не только новые, противоположные привычным, взгляды и убеждения, но и эпатажные (как сейчас бы сказали, «фриковые») костюмы и прически (яркие очки, стриженые волосы, необычные шляпы). При этом стремление каким-то образом заявить о себе, отвергая привычное и «закостенелое», порой доходило и до чего-то схожего с болезнью. Так, С.Ф. Ковалик свидетельствовал о том, что в его кругу «возникали даже вопросы, честно ли есть мясо, когда народ питается растительной пищей». Основным правилом нигилистов был отказ от роскоши и излишеств; ими культивировалась сознательная бедность. Отрицанию подвергались всякого рода развлечения - танцы, кутежи, попойки.

Рассмотрев и проанализировав различные источники, мы имеем достаточно ясное представление о том, что представлял собой русский нигилист второй половины XIX века. Это были люди, в которых всё как бы «кричало», громко заявляло о нежелании походить на «угнетающий» класс общества, то есть типичных представителей дворянской среды. Мечтая о разрушении прежних устоев, о прекращении угнетения низших слоев общества, нигилисты превратились из «новых» людей, носителей «новых» взглядов, в самых настоящих революционеров. Этот период последовательной и неуклонной радикализации длился с 1860-х до 1880- 1890-х годов. Русский нигилист как внутренне, так и внешне «убивал» в себе любые признаки принадлежности к «отцам»: некий аскетизм в жизни, культ труда, эпатажные наряды и прически, признание новых правил и идеалов во взаимоотношениях - открытая, искренняя, демократическая форма общения. Нигилисты пропагандировали совершенно новый взгляд на брак: женщина отныне воспринималась как товарищ, и совершенно не обязательным являлось официальное заключение отношений (было вполне допустимо сожительство). Все аспекты жизни были подвергнуты пересмотру. Идея отрицания была мотивирована тем, что, чтобы создать новое, гуманное общество, нужно полностью отказаться от старых норм.

Итак, в данном параграфе мы рассмотрели происхождение и значение понятия «нигилизм», историю его появления в России. Можно сделать однозначное заключение о том, что семантическим ядром слова «нигилизм» является «отрицание», и многие ученые в разные периоды истории толковали по-своему данное понятие. В данном исследовании мы рассматриваем его в том контексте, в котором он существовал во второй половине XIX века в России, будучи идеологической основой для «новых» людей, впоследствии ставших участниками революционного движения. Взяв за основу «отрицание», которое составляет основную суть понятия «нигилизм», русские нигилисты основали целую идеологию, которая имела конкретные характерные черты - отказ от всех культурных элементов, составляющих дворянские порядки и быт.

Коснувшись исторического и идеологического аспекта такого явления, как русский нигилизм XIX столетия, мы не можем не обратиться к культурно- философской стороне данного вопроса и не проанализировать то, как нигилизм повлиял на культуру, литературные и философские труды деятелей той эпохи.

1.2 Русский нигилизм как идеология и философия

Целью данного параграфа является анализ такого явления, как русский нигилизм второй половины XIX века в его по преимуществу идеологическом аспекте и в плане осмыслении этой идеологии русскими мыслителями и философами второй половины XIX-го - начала ХХ века. Предыдущий параграф носил более исторический характер. В этой же части нашего исследования мы проведем обзор историко-культурных и философских трудов, связанных с нигилизмом. В России о нигилизме в XIX веке писали М.Н. Катков, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, С.С. Гогоцкий, Н.Н. Страхов, Ф.М. Достоевский и др., в начале XX века эта тема в той или иной форме затрагивалась Д.С. Мережковским, В.В. Розановым, Л.И. Шестовым, С.Н. Булгаковым и заняла особое место в трудах Н.А. Бердяева и С.Л. Франка.

Некой точкой отсчета бытования нигилизма в русской литературе и культуре принято считать момент выхода в свет романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» в 1862 году. Действительно, эта дата совпадает с тем периодом, когда слово «нигилист» приобрело тот контекст, о котором ведется речь в нашем исследовании.

В отечественной науке не раз высказывалось мнение, что, вероятнее всего, не нигилизм повлиял изначально на литературу, а, наоборот, второе породило первое: «Герой романа И.С.Тургенева «Отцы и дети» Базаров, относившийся с непомерным цинизмом ко всему положительному и устойчивому, распространявший крайние нигилистические взгляды, стал символом, героем-идеалом революционно настроенных людей, главным образом из интеллигентной молодежи. Не случайно на Западе, начиная с 1870-х годов и по сей день, русская революционная мысль характеризуется, как правило, исключительно как нигилистическая, все ее положения расцениваются главным образом с этих позиций и записываются в разряд нигилизма.». В то же время следует учитывать, что роман «Отцы и дети» создавался в тот период, когда назревала крестьянская реформа, и уже тогда имело место противостояние консерваторов, либералов и революционеров- демократов, которые «нигилистами» стали называть себя позже; всё это еще раз говорит в пользу того, что нигилист - это, по преимуществу, революционер, но революционер - это не всегда нигилист.

Рассматривая явление русского нигилизма второй половины XIX века в культурном аспекте, обратимся к статье достаточно известного и влиятельного в то время критика и публициста М.Н. Каткова «О нашем нигилизме по поводу романа Тургенева», чью политическую позицию можно определить как среднюю между консерватизмом и либерализмом. Нигилизм, и, следовательно, идеи, заключавшиеся в нем, Катков в своей статье называет «новым духом», который главным образом «сидит» Базарове. Оба товарища, Базаров и Кирсанов, названы «прогрессистами», которые принесли в деревню, в глушь, «дух исследования». Критик, обращая наше внимание на эпизод, в котором Базаров по приезде сразу же неистово рвётся к свершению опытов, утверждает, что такая характеристика натуралиста гипертрофирована, что в реальности исследователь не может быть настолько увлечен своим занятием, отвергая остальные дела, не касающиеся этого. Катков видит в этом «неестественность», некую несерьезность: «Нет сомнения, что наука здесь не есть что-либо серьезное и что ее надобно сложить со счетов. Если в этом Базарове сидит действительная сила, то она что-нибудь другое, а никак не наука. Своей наукой он может иметь значение лишь в том окружении, куда он попал; своей наукой он может подавлять только своего старичка-отца, юного Аркадия и мадам Кукшину. Он лишь бойкий школьник, который лучше других вытвердил урок и которого за то поставили в аудиторы». По мнению Каткова, наука для нигилистов (в данном случае - для Базарова) важна не сама по себе, а как точка опоры для достижения целей, которые с наукой не связаны. Далее следует сравнение с философами: « Бедные молодые люди! Они никого не хотели морочить, они морочили только самих себя. Они надувались, напрягались и губили свои умственные силы на бесплодное дело казаться в своих глазах великими философами. <…> Правда, науки, на которые предъявляет претензию Базаров - другого свойства. Они общедоступны и просты, они школят мысль и приучают ее к трезвости и самоограничению. <…> Но он вовсе не о том хлопочет, чтобы стать специалистом по той или другой части; ему важна вовсе не положительная сторона науки; он занимается естественными науками более в качестве мудреца, в интересе первых причин и сущности вещей. Он потому занимается этими науками, что они, по его мнению, прямо ведут к решению вопросов об этих первых причинах. Он уже заранее уверен, что естественные науки ведут к отрицательному решению этих вопросов, и они ему нужны как орудие уничтожения предрассудков и для вразумления людей в той вдохновительной истине, что никаких первых причин не имеется и что человек и лягушка в сущности одно и то же».

Таким образом, Катков ведет речь о том, что интерес нигилистов к естественным наукам - не интерес к науке как таковой; это, скорее, некое орудие, которым, по их предположению, можно «расчистить» сознание, чтобы прийти к чему-то простому и единому, что стало бы точкой отсчета новой жизни с ее новыми правилами и законами. Искусство и различные возвышенные проявления и понятия, судя по всему, отдаляют людей от сути, являются ненужными элементами общественной жизни, которые не позволяют дойти до истинной сути, гуманности. А если человека отождествить с «лягушкой», то именно с этого проще начинать «строить» нечто новое. Также, по утверждению Н.М. Каткова, этот момент характерен для нашего отечества, где естественные науки как таковые не развиты, и всё, чем заняты «химики» и «физиологи», - это та же философия, но под видом естественных наук.

«Дух догматического отрицания не может быть общим признаком какой бы то ни было всемирной эпохи; но он возможен во всякое время в большей или меньшей степени как общественная болезнь, овладевающая некоторыми умами и некоторыми сферами мысли. Как частное явление, оно встречается и в наше время, в большей или меньшей степени, в некоторых общественных средах; но, как и всякое зло, оно везде находит себе противодействие в могущественных силах цивилизации. <…> Но если в этом явлении нельзя видеть общий признак нашего времени, то несомненно узнаем мы в нем характеристическую черту умственной жизни в нашем Отечестве за текущий момент. Ни в какой другой общественной среде Базаровы не могли бы иметь обширного круга действия и казаться силачами или гигантами; во всякой другой среде, на каждом шагу, отрицатели сами беспрерывно подвергались бы отрицанию <…> Но в нашей цивилизации, не имеющей в себе никакой самостоятельной силы, в нашем маленьком умственном мире, где нет ничего стоящего твердо, где нет ни одного интереса, который бы не стыдился и не конфузился самого себя и сколько-нибудь верил в свое существование, - дух нигилизма мог развиться и приобрести значение. Эта умственная среда сама собой подпадает под нигилизм и находит в нем свое вернейшее выражение».

В 1880-е годы, в период активизации революционного движения в России, философ и критик Н.Н. Страхов в «Письмах о нигилизме» (в «Письме первом») писал о том, что не нигилизм служит анархистам и тем, кто «дал денег или прислал бомбы» для первых, наоборот, они - его (нигилизма) слуги. Философ видит «корень зла» в самом нигилизме, а не в нигилистах. Нигилизм «составляет как бы естественное зло нашей земли, болезнь, имеющую свои давние и постоянные источники и неизбежно поражающую известную часть молодого поколения» . Характеризуя нигилизм, философ пишет: «Нигилизм есть движение, которое в сущности ничем не удовлетворяется, кроме полного разрушенья. <…> Нигилизм - это не простой грех, не простое злодейство; это и не политическое преступление, не так называемое революционное пламя. Поднимитесь, если можете, еще на одну ступень выше, на самую крайнюю ступень противления законам души и совести; нигилизм, это - грех трансцендентальный, это - грех нечеловеческой гордости, обуявшей в наши дни умы людей, это - чудовищное извращение души, при котором злодеянье является добродетелью, кровопролитие - благодеянием, разрушение - лучшим залогом жизни. Человек вообразил, что он полный владыка своей судьбы , что ему нужно поправить всемирную историю, что следует преобразовать душу человеческую. Он, по гордости, пренебрегает и отвергает всякие другие цели, кроме этой высшей и самой существенной, и потому дошел до неслыханного цинизма в своих действиях, до кощунственного посягательства на все, перед чем благоговеют люди. Это - безумие соблазнительное и глубокое, потому что под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему - быть зверем и считать себя святым». Нетрудно увидеть, что Н.Н. Страхов оценивает нигилизм с позиции консерватора, видит в нигилизме больше, чем просто разрушительное и греховное явление; философ указывает на чудовищную, сверхмерную греховность нигилизма.

Теперь обратимся к достаточно известной и чрезвычайно содержательной статье философа Н.А. Бердяева «Духи русской революции» (1918 г.), в которой философ рефлексирует на тему свершившийся в России революции.

Автор данной статьи, в первую очередь, указывает на то, что с наступлением революции Россия «ниспала в темную бездну», а двигателем этой катастрофы стали «нигилистические бесы, давно уже терзающие Россию». Так, Бердяев видит в нигилизме причину едва ли не всех бед России, произошедших в начале XX века, и такая позиция схожа с позицией Н.Н. Страхова, изложенной выше. «…В Достоевском нельзя не видеть пророка русской революции» - утверждает Бердяев. «Француз -- догматик или скептик, догматик на положительном полюсе своей мысли и скептик на отрицательном полюсе. Немец -- мистик или критицист, мистик на положительном полюсе и критицист на отрицательном. Русский же -- апокалиптик или нигилист, апокалиптик на положительном полюсе и нигилист на отрицательном полюсе. Русский случай -- самый крайний и самый трудный. Француз и немец могут создавать культуру, ибо культуру можно создавать догматически и скептически, можно создавать ее мистически и критически. Но трудно, очень трудно создавать культуру апокалиптически и нигилистически. <…> Апокалиптическое и нигилистическое самочувствие свергает всю середину жизненного процесса, все исторические ступени, не хочет знать никаких ценностей культуры, оно устремляет к концу, к пределу. <…> Русский человек может произвести нигилистический погром, как погром апокалиптический; он может обнажиться, сорвать все покровы и явиться нагишом, как потому, что он нигилист и все отрицает, так и потому, что он полон апокалиптических предчувствий и ждет конца мира. <…> Русское искание правды жизни всегда принимает апокалиптический или нигилистический характер. Это -- глубоко национальная черта. <…> В самом русском атеизме есть что-то от духа апокалиптического, совсем не похожее на атеизм западный. <…> Достоевский до глубины раскрыл апокалипсис и нигилизм в русской душе. Поэтому он и угадал, какой характер примет русская революция. Он понял, что революция совсем не то у нас означает, что на Западе, и потому она будет страшнее и предельнее западных революций». Как видим, Бердяев указывает на то, что нигилизм присущ именно русскому человеку в том проявлении, в котором он имел место в нашей истории, постепенно перерастая в «бомбу», послужившую причиной эсхатологического взрыва в 1917 году. Среди писателей, предвосхитивших русскую революцию,

«коснувшихся» русского нигилизма, Бердяев называет Л.Н. Толстого и Н.В. Гоголя (хотя у последнего постановка данной темы не столь прозрачна и может ставиться под сомнение). Согласно данной статье, святость революционера - в его безбожности, в его убежденности в возможности достижении святости «одним человеческим и во имя человечества». Русский революционный нигилизм - это отрицание всего святого, не поддающегося власти человека. И, по мнению, Бердяева, это отрицание заложено в природе русского человека. Данное утверждение очень схоже с тем, как представлен нигилизм у Н.Н. Страхова, который также разрушительность и зло данного направления видел в гордыне человека, в уме которого зародилась мысль о его способности влиять на судьбу, на ход истории.

Первая глава нашего исследования была посвящена нигилизму как культурному феномену. Данное явление было рассмотрено нами в историческом, бытовом, идеологическом и философском аспектах с привлечением высказываний ряда современных исследователей, непосредственно занимавшихся данной проблемой, и некоторых наиболее значимых, на наш взгляд, мыслителей конца XIX - начала XX века, давших выразительные характеристики этого явления применительно к судьбам русской культуры в целом.

Глава 2. Базаров как первый нигилист в русской литературе

2.1 Комплексный портрет Евгения Базарова и его воззрения

В предыдущей главе мы проанализировали нигилизм как культурный феномен, указав на его истоки в России и на то, как данное понятие стало названием идеологии революционно настроенной молодежи в России второй половины XIX столетия. Также нами были рассмотрены различные научные труды, связанные с тем, как проявляли себя нигилисты в России, что составляет суть нигилистического учения и какие цели ставили перед собой его последователи.

Если говорить о нигилистах в русском обществе второй половины XIX века, то мы не можем не отметить тот факт, что с нигилистами, в первую очередь, ассоциируется образ Евгения Базарова - главного героя известнейшего романа И.С. Тургенева «Отцы и дети».

В данной главе мы предполагаем проанализировать образ Евгения Базарова в различных аспектах. Перед нами стоит задача рассмотреть биографию героя, его портрет и образ в оценке самого Тургенева, а также взаимоотношения данного персонажа с его окружением, с другими героями.

Работа над романом «Отцы и дети» велась Тургеневым с августа 1860 года по август 1861 года. Это были годы исторического перелома, шла подготовка «крестьянской реформы». В данный исторический период особо острую форму приняла идейно-политическая борьба между либералами и революционными демократами, что сделало актуальной тему «отцов» и «детей», причем не в буквальном смысле, а в гораздо более широком.

Перед читателем в романе предстают различные образы: братья Кирсановы (Николай Петрович и Павел Петрович), относящиеся к лагерю «отцов», сын Николая Кирсанова - Аркадий (который, однако, в конечном счете также оказывается в их лагере, несмотря на первоначальное подражание Базарову и восхищение его идеями), вдова Анна Одинцова, которую вообще сложно отнести к тому или иному лагерю, ее сестра Катя, с которой постепенно сблизился Аркадий. Есть также карикатурные герои- двойники - Ситников и Кукшина, чей «нигилизм» заключается исключительно в эпатаже и весьма поверхностных несоответствиях прежним общественным устоям и порядкам.

По поводу образа Базарова Тургенев писал следующее: «В основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860 года.) В этом замечательном человеке воплотилось - на мои глаза - то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно; я, на первых порах, сам не мог хорошенько отдать себе в нем отчета - и напряженно прислушивался и приглядывался ко всему, что меня окружало, как бы желая поверить правдивость собственных ощущений. Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду; поневоле возникло сомнение: уж не за призраком ли я гоняюсь? Помнится, вместе со мною на острове

Уайте жил один русский человек, одаренный весьма тонким вкусом и замечательной чуткостью на то, что покойный Аполлон Григорьев называл "веяньями" эпохи. Я сообщил ему занимавшие меня мысли - и с немым изумлением услышал следующее замечание:

«Да ведь ты, кажется, уже представил подобный тип... в Рудине?» Я промолчал: что было сказать? Рудин и Базаров - один и тот же тип!

Эти слова так на меня подействовали, что в течение нескольких недель я избегал всяких размышлений о затеянной мною работе; однако, вернувшись в Париж, я снова принялся за нее - фабула понемногу сложилась в моей голове: в течение зимы я написал первые главы, но окончил повесть уже в России, в деревне, в июле месяце.

Осенью я прочел ее некоторым приятелям, кое-что исправил, дополнил, и в марте 1862 года «Отцы и дети» явились в «Русском вестнике»»

2.1.1 Евгений Базаров и нар од. Суть базаровского нигилизма

Читатель практически ничего не знает о детстве Базарова, о том, как прошла его юность, о его учебе в Медико-хирургической академии. Однако, по мнению Ю.В. Лебедева, «Базаров не нуждался в предыстории потому, что у него отнюдь не частная, не сословная (дворянская или сугубо разночинская) судьба. Базаров - сын России, в его личности играют силы общерусские и общедемократические. Вся панорама русской жизни, в первую очередь, крестьянской, проясняет существо его характера, его общенародный смысл».

О происхождении героя известно следующее: Базаров c надменной гордостью заявляет о том, что его дед (крепостной) пахал землю; его отец

Бывший полковой лекарь, мать - дворянка с небольшим имением, очень набожная и суеверная женщина.

Таким образом, Базаров - разночинец, а, как уже было сказано в первой главе нашего исследования, представители именно этого сословия составляли большую часть революционно-демократического движения, провозглашавшего своей идеологией нигилизм. Базаров гордится своим происхождением, а следовательно, и некой близостью к народу и в дискуссиях с Павлом Кирсановым говорит: «Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас - в вас или во мне - он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете». Евгений утверждает, что его «направление», то есть нигилистическое воззрение, вызвано «тем самым народным духом».

В первой главе мы упоминали о том, что одним из принципов нигилистов был достаточно простой, демократический стиль общения (не обремененный множеством любезностей и условностей), и эту черту мы видим в Базарове. «Все в доме привыкли к нему, к его небрежным манерам, к его немногосложным и отрывочным речам». Базаров достаточно легко идет на контакт с крестьянами, успевает завоевать симпатию Фенечки: «Фенечка в особенности до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его: с Митей сделались судороги; и он пришел и, по обыкновению, полушутя, полузевая, просидел у ней часа два и помог ребенку».

В произведениях Тургенева значительную роль играет психологический портрет героя, и представление о Базарове мы можем составить исходя из описания его внешности. Одет он в «длинный балахон с кистями», что говорит о непритязательности героя. Законченный портрет Евгения (длинное и худое лицо «с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом», бакенбарды «песочного цвету», «крупные выпуклости просторного черепа» и выражение ума и самоуверенности в лице) выдает в нем плебейское происхождение, но при этом спокойствие и силу. Речь героя и его манеры также способствуют раскрытию образа. При первом же разговоре с Павлом Кирсановым Базаров оскорбляет оппонента не столько смыслом сказанных слов, сколько отрывистостью интонации и «коротким зевком», в его голосе было что-то грубое, даже дерзкое. Также Базаров тяготеет к афористичности в своей речи (это прямо указывает на манеру нигилистов говорить по существу, без высокопарных прелюдий). Свою демократичность и близость к народу Евгений подчеркивает, употребляя различные народные выражения: «Только бабушка еще надвое сказала», «Русский мужик Бога слопает», «От копеечной свечи… Москва сгорела».

...

Анализ исторического факта появления нового общественного деятеля - революционера-демократа, его сравнение с литературным героем Тургенева. Место Базарова в демократическом движении и частной жизни. Композиционно-сюжетная структура романа "Отцы и дети".

реферат , добавлен 01.07.2010

Особенности любовной лирики в произведении "Ася", анализ сюжета. Действующие лица "Дворянского гнезда". Образ тургеневской девушки Лизы. Любовь в романе "Отцы и дети". Любовная история Павла Кирсанова. Евгений Базаров и Анна Одинцова: трагизм любви.

контрольная работа , добавлен 08.04.2012

Иван Сергеевич Тургенев своим романом "Отцы и дети" хотел воссоединить российское общество. Но получил прямо противоположный результат. Начались дискуссии: плох ли, хорош ли Базаров? Оскорбленный этими дискуссиями Тургенев уехал в Париж.

сочинение , добавлен 25.11.2002

Евгений Базаров как основной и единственный выразитель демократической идеологии. Антидворянская линия замысла "Отцов и детей". Характеристика либералов-помещиков и разночинцев-радикалов в романе Тургенева. Политические взгляды Павла Петровича Кирсанова.

реферат , добавлен 03.03.2010

Отношения между героями в романе И.С. Тургенева "Отцы и дети". Любовные линии в романе. Любовь и страсть в отношениях главных героев - Базарова и Одинцовой. Женские и мужские образы в романе. Условия гармоничных отношений героев обоих полов между собой.

презентация , добавлен 15.01.2010

Рассмотрение "нигилизма" в публицистике 1850-1890 гг. в социальном и политическом аспектах. Блоки вопросов, при обсуждении которых наиболее явно проявлялись нигилистические тенденции 60-х. Высказывания М.Н. Каткова о романе Тургенева "Отцы и дети".

презентация , добавлен 18.03.2014

Замысел и начало работы И.С. Тургенева над романом "Отцы и дети". Личность молодого провинциального врача как основа главной фигуры романа - Базарова. Окончание работы над произведением в любимом Спасском. Роман "Отцы и дети" посвящен В. Белинскому.

презентация , добавлен 20.12.2010

Отображение образа Базарова в романе с помощью статей критиков Д.И. Писарева, М.А. Антоновича и Н.Н. Страхова. Полемический характер оживленного обсуждения романа И.С. Тургенева в обществе. Споры о типе нового революционного деятеля русской истории.

реферат , добавлен 13.11.2009

Исторические предпосылки романа Ф.М. Достоевского "Бесы". Анализ характеров действующих лиц романа. Образ Ставрогина в романе. Отношение к вопросу нигилизма у Достоевского и других писателей. Биография С.Г. Нечаева как прототипа одного из главных героев.

Слово нигилизм знакомо многим людям, но только единицы знают истинное его обозначение. Если дословно переводить, нигилисты — это «ничто» с латинского языка. Отсюда можно понимать, кто такие нигилисты, то есть люди в определенной субкультуре и течении, отрицающие нормы, идеалы и общепринятые нормы. Таких людей можно нередко встретить в толпе или среди творческих личностей с нестандартным мышлением.

Нигилисты распространены повсеместно, в многочисленных литературных изданиях и источниках информации о них говорят, как о полном отрицании, особо умонастроении и социально-нравственном явлении. Но историки говорят, что для каждой эпохи и временного периода нигилисты и понятие нигилизм обозначали несколько разные течения и понятия. Мало кто знает, например, что Ницше был нигилистом, а также большое количество известных литераторов.

Слово нигилизм происходит с латинского языка, где nihil переводится как «ничто». Отсюда следует, что нигилист — это человек, который находится в стадии полного отрицания навязанных обществом понятий, норм и традиций, кроме того он может проявлять негативное отношение к некоторым и даже всем сторонам общественной жизни. Каждая культурно-историческая эпоха подразумевала особое проявление нигилизма.

История возникновения

Впервые люди столкнулись с таким течением культуры, как нигилизм еще в эпоху Средневековья, тогда нигилизм представлялся, как особое учение. Его первым представителем стал папа Александр III в 1179 году. Существует также ложная версия учения о нигилизме, которую приписывали схоластику Петру, это подобие субкультуры отрицало человеческое естество Христа.

Позже нигилизм коснулся и западной культуры, например, в Германии его называли термином Nihilismus, его впервые стал использовать писатель Ф. Г. Якоби, который прослыл позже философом. Некоторые философы относят появление нигилизма на основе кризиса христианства, сопровождающееся отрицанием и протестами. Ницше также был нигилистом, признавая течение осознанием несостоятельности и даже иллюзорности христианского надмирного Бога, а также идеи прогресса.

Мнение эксперта

Виктор Бренц

Психолог и эксперт по саморазвитию

Нигилисты всегда основывались на нескольких утверждениях, например, нет обоснованного доказательства высших сил, создателя и правителя, нет также объективной нравственности в обществе, как и истины в жизни, а никакое действие человека не может быть предпочтительнее другого.

Разновидности

Как уже было сказано ранее, значение слова нигилист в разные времена и эпохи могло несколько отличаться, но в любом случае речь шла об отрицании человеком объективности, моральных принципов общества, традиций и норм. По мере возникновения, развития учения нигилизма, его видоизменений с течением эпох и разных культур, сегодня специалисты разделяют несколько разновидностей нигилизма, а именно:

• мировоззренческая философская позиция, которая сомневается или вовсе отрицает общепринятые ценности, нравственности, идеалы и нормы, а также культуру;
• нигилизм мереологический, отрицающий объекты, состоящие из частиц;
• нигилизм метафизический, который считает наличие объектов в реальности вовсе не обязательным;
• нигилизм эпистемологический, который полностью отрицает какие-либо учения и знания;
• нигилизм правовой, то есть отрицание обязанностей человека в активном или пассивном проявлении, такое же отрицание установленных законов, норм и правил государством;
• нигилизм моральный, а именно метаэтическое представление, отрицающее моральные и аморальные аспекты в жизни и обществе.

Исходя из всех разновидностей нигилизма, можно сделать вывод, что люди с такими понятиями и принципами отрицают любые нормы, стереотипы, мораль и правила. По мнению большинства экспертов и специалистов, это самая противоречивая и порой конфликтная мировоззренческая позиция, которая имеет место быть, но не всегда получает одобрение со стороны общества и психологов.

Предпочтения нигилистов

На самом деле нигилист наших дней — это человек, основывающийся на духовном минимализме и особой теории осознанности. Предпочтения нигилистов основываются в отрицании любых смыслов, правил, норм, общественных правил, традиций и морали. Таким людям не свойственно поклонение каким-либо властителям, они не признают авторитетов, не верят в высшие силы, отрицают законы и требования общественности.

Считаете ли Вы себя нигилистом?

Да Нет

Психологи отмечают, что нигилизм на самом деле является близким течением к реализму, но при этом он опирается исключительно на фактологическую базу. Это своего рода скептицизм, мышление на критической точке, но в форме расширенного философского толкования. Специалисты также отмечают причины появления нигилизма — обостренное чувство самосохранения и человеческого эгоизма, нигилисты признают только материальное, отрицая духовное.

Нигилисты в литературе

Известное литературное произведение, затронувшее понятие нигилизм — это повесть «Нигилистка» от автора Софьи Ковалевской о русском революционном движении. Обличение «нигилизма» в виде грубой карикатурности можно прослеживать в таких известных литературных произведениях, как «Обрыв» Гончарова, «На ножах» Лескова, «Взбаламученное море» Писемского, «Марево» Клюшникова «Перелом» и «Бездна» Маркевича и многие другие произведения.

«Отцы и дети»

Нигилисты в русской литературе — это в первую очередь запомнившиеся всем герои из книг Тургенева, например, рефлектирующий нигилист Базаров и последовали его идеологии Ситников и Кукушкин. Нетипичная мировоззренческая позиция Базарова уже прослеживается в диалогах и спорах с Кирсановым Павлом Петровичем, проявляя разное отношение к простому народу. В книге «Отцы и дети» нигилист проявляет выраженное отрицание к искусству и литературе.

Ницше

Известно также, что Ницше был нигилистом, его нигилизм заключался обесценивании высоких ценностей. Философ и филолог, Ницше связывал между собой природу человека и ценности, но тут же подчеркивал, что сам человек все обесценивает. Известный философ настаивал на том, что сострадание является губительным качеством, даже если речь идет о близких людях. Его нигилизм — это не что иное, как идея сверхчеловека и христианского идеала, который свободен во всех смыслах.

Достоевский

В произведениях Федора Михайловича Достоевского также встречаются персонажи нигилисты. В понимании писателя, нигилист — это тип трагического мыслителя, бунтаря и отрицателя общественных норм, а также противника самого Бога. Если рассматривать произведение «Бесы», нигилистом стал персонаж Шатов, Ставрогин и Кириллов. Сюда же можно отнести и книгу Достоевского «Преступление и наказание», где нигилизм дошел до грани убийства.

Какой он — нигилист наших дней?

Многие философы склоняются к той мысли, что современный человек сам по себе уже является нигилистом в какой-то степени, хотя современное течение нигилизм уже разветвилось на другие подвиды. Многие люди, даже не зная о сущности нигилизма, в течение жизни плывут под парусом корабля, что зовется нигилизмом. Современный нигилист — человек, который не признает никаких ценностей, общепринятых норм и морали, не склоняется ни перед какой волей.

Список известных нигилистов

Для наглядного примера поведения специалисты провели исследования, после чего составили список самых запоминающихся личностей из разных эпох, пропагандирующих нигилизм.

Известные нигилисты список:

• Нечаев Сергей Геннадиевич — революционер России и автор «Катехизиса революционера»;
• Эрих Фромм — немецкий философ, социолог и психолог, рассматривающий термин нигилизм;
• Вильгельм Райх — австрийский и американский психолог, единственный ученик Фрейда, анализирующий нигилизм;
• Ницше — нигилист, который отрицал наличие ценностей материальных и духовных.
• Серен Кьеркегор — нигилист и датский религиозный философ и писатель.
• О. Шпенглер — пропагандировал идею заката европейской культуры и форм сознания.

Исходя из всех трактовок и течений, сложно четко охарактеризовать сущность нигилизма. В каждой эпохе и временном промежутке нигилизм протекал по-разному, отрицая то религию, то мир, то человечество, то власти.

Вывод

Нигилизм – это радикальное течение, которое отрицает все ценное в мире, начиная с духовных, заканчивая материальными благами человечества. Нигилисты придерживаются абсолютной свободы от власти, государства, благополучия, веры, высших сил и общества. Сегодня современный нигилист существенно отличается от тех, кто появился еще в Эпоху Средневековья.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность выбранной темы связана с тем, что такое явление как нигилизм присутствует в обществе постоянно, меняется лишь количество носителей данного мироощущения, степень категоричности его проявления.

В российском общественном сознании понятие «нигилизм» было весьма расхожим, особенно со второй половины XIX века. Оно предполагало отрицание всех устоявшихся ценностей и традиций, полное неприятие существующего не только без реальной замены его на нечто новое, но даже без провозглашения новых ценностей, нового миропорядка, предполагающего новый импульс развития. В западной литературе весьма часто все революционные учения и движения, имевшие место в это время в России называют нигилистическими.

В философской литературе нигилизм часто трактуется как одна из основных тенденций западноевропейской культуры и как проявление определённого социокультурного инстинкта смерти, и в то же время как выражение совершенно необходимого для культуры элемента критичности, доведённого до своей крайности, когда вера в разум привела к крайне критическому отношению к возможностям самого разума.

Говоря о нигилизме, нужно иметь в виду, что он представляет собой не только мировоззренческо-теоретическое явление, но и определённую форму поведения, определённое мироощущение, психологическое состояние. Как форма поведения, нигилизм часто проявляется в юношеском возрасте, когда самоутверждение вступающего в жизнь молодого человека происходит через отрицание принятых норм поведения и ценностей. Такого рода нигилизм существует с незапамятных времён. Но при этом надо иметь в виду, что отрицание всего без каких-либо попыток представить себе возможность улучшения мира, в своих крайних проявлениях может довести человека до саморазрушения, к нарушению связи человека с человеческой общностью. Акцентируя всё внимание человека на неприятии бытия, его абсурдности, его абсурдности, нигилизм может крайне усложнить возможности ориентации человека в мире. Опыт XX века с его двумя мировыми войнами, тоталитарными режимами, угрозой ядерной войны, экологическими катастрофами привёл к тому, что, порой человек отказывается понять, воспринять все эти ужасы. К этому можно добавить то, что он нередко стоит перед необходимостью радикального отказа от привычных норм и традиций. И тогда влияние нигилизма оказывается возможным, оно охватывает массы людей и имеет выраженные социальные последствия, оказывается переплетённым с политикой.

Как мироощущение, как форма поведения нигилизм особенно характерен для кризисных периодов общественной жизни, общественного сознания.

При этом спектр нигилистического восприятия мира весьма широк - от общего сомнения во всём до откровенного цинизма.

Трактуя нигилизм как составную часть общеевропейской культуры, нужно обратить внимание на то, что в разных странах он проявил себя по-разному. В Германии - в философии, в России же он нашёл широкое распространение в социально-политической сфере и связанной с ней идеологии.

Не останавливаясь на особенностях исторического развития России, которые способствовали столь большому влиянию нигилизма, приходится признать сам факт такого влияния. В России нигилизм оказался связан с революционно-демократическим, разночинным движением, со всеми формами социализма, так как он исходил из отрицания охранительной идеологии самодержавия, традиционных устоев морали и быта.

Русские нигилисты - В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев, были просветителями, противостоявшими, идеалистам сороковых годов XIX века. В силу максималистического характера русского народа и само русское просветительство оборачивается зачастую нигилизмом.

Русский нигилизм - это выражение потребностей жизни, устремленной в будущее, как они поняты русской радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поисков новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества.

Понятия и феномен нигилизма тесно связана с философией Ницше. Нигилизм для Ницше - это не один из многих типов умонастроения, а характеристика ведущей тенденции в европейской философской культуре. Суть нигилизма Ницше это утрата веры в сверхчувственное основание бытия. «Бог умер» - вот формула нигилизма. Нигилизм, по мнению Ницше, это некое «промежуточное» состояние, оно может быть выражением и силы, и слабости человека и общества. В своём внешнем проявлении нигилизм есть следующее: «высшие ценности теряют свою ценность». Нет истины, нет морали, нет Бога. Но нигилизм можно истолковывать двояко. Нигилизм «слабых» - это упадок и разложение. Радикальный нигилизм, нигилизм «сильных» - это путь абсолютного авторства: созидания новой морали, нового человека. Необходимо, говорил Ницше, встать на путь «переоценки ценностей». Переоценка ценностей, по мнению Ницше, должна осуществляться на пути формирования новых ценностных потребностей. Основой новых ценностных ориентиров должна стать воля к власти. Воля к власти есть абсолютное превозмогание, она не имеет цели. Поэтому разрушительная программа Ницше не предполагала ликвидацию ценностей вообще, скорее, Ницше предлагал максимальное сближение цели и ценности. Ценности - это условие стимулирования и поддержания воли к власти, это «полезные ценности».

Философские воззрения Ницше сыграли значительную роль в истории русской мысли рубежа XIX - XX веков. Его взгляды оказали влияние на таких мыслителей как Мережковский, Соловьёв, Шестов и ещё многих других.

В данной работе нами рассматриваются взгляды Писарева как одного из крупнейших теоретиков революционного нигилизма шестидесятых годов XIX века, обозначившего свои идеи как «реализм». Также мы рассматриваем взгляды некоторых русских мыслителей, на которых философский нигилизм Ницше оказал значительное влияние.

Целью данной дипломной работы является изучение феномена русского нигилизма и различных его сторон.

Для достижения поставленной в работе цели нами решались следующие задачи:

·рассмотреть, что понималось под нигилизмом в России в шестидесятые годы XIX века.

·рассмотреть взгляды Д.И. Писарева как одного из важнейших теоретиков революционного нигилизма в России.

·Проанализировать влияние Ф.Ницше на взгляды различных мыслителей России XIX - начала XX века.

Объектом работы является понятие нигилизм как философское и социально-политическое явление. Предметом выступает нигилизм как общественная мысль в России начиная с шестидесятых годов XIX - рубежа XX веков.

Данная проблема широко разработана в исследованиях отечественных авторов. Нами же за основу были взяты следующие работы.

Первоисточники:

Писарев, Д.И. Базаров. - Литературная критика в 3-х томах. Т.1. М., 1965.

Писарев, Д.И. Идеализм Платона. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

Писарев, Д.И. Схоластика XIX века. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

Мережковский, Д.С. Толстой и Достоевский. - Полное собрание сочинений в 17-ти томах, т.8. М., 1913.

Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. - М.: REFL-book, 1994.

Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. Ф. Ницше. - М.: Интербук, 1990.

Соловьёв, В.С. Оправдание добра. - М.: Мысль, 1988.

Тихомиров, Н.Д. Ницше и Достоевский. Черты из нравственного мировоззрения того и другого. - СПб.: 1995.

Франк, С.Л. Ф.Ницше и этика «любви к дальнему».- Сочинения, М., 1990.

Франк, С.Л. Этика нигилизма. - Сочинения, М., 1990

Хайдеггер, М. Европейский нигилизм. - М.: Художественная литература, 1987.

Хомяков, А.С. Несколько слов о «Философическом письме». - М.: Мысль, 1968.

Чернышевский, Н.Г. Безденежье. - Полное собрание сочинений в 10-ти томах. Т.10. М., 1951.

Шестов, Л.И. Апофеоз беспочвенности. - СПб, 1987.

А также исследования:

Антонова, Г.Н. Герцен и русская критика 50 - 60-х годов XIX века. - Издательство Саратовского университета, 1989.

Волынский, Л.Л. Русские критики. - СПб.: 1961.

Голубев, А.Н. К вопросу о формировании материалистических взглядов Д.И. Писарева. - Научные доклады высшей школы. Философские науки. М.,1964

Демидова, Н.В. Писарев и нигилизм 60-х годов. - М.: Мысль, 1969.

Демидова, Н.В. Писарев. - М.: Мысль, 1969

Кузнецов, Ф.Ф. Нигилисты? Д.И. Писарев и журнал «Русское слово». - М.: Художественная литература, 1983.

Новиков, А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. - СПб.: Лениздат, 1972.

ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ Д.И. ПИСАРЕВА КАК ОТРАЖЕНИЕ ФИЛОСОФИИ РЕВОЛЮЦИОННОГО НИГИЛИЗМА 60-Х ГОДОВ XIX ВЕКА.

1.1.О понятии нигилизм

Нигилизм (от лат. nihil -ничто? ничего) - учение, центральным постулатом которого является полное отрицание традиций, норм, правил, общественных устоев, авторитетов. Нигилизм - сложное социально-историческое явление, имеющее много разновидностей. Существует нигилизм социально-политический, связанный с отрицанием общественно-политического строя. Такой нигилизм проявляет себя в революционном движении; сторонники его склоняются к анархизму.

Существует этический нигилизм, отрицающий общечеловеческую мораль, существование добра вообще. Такой нигилизм переходит в пессимизм. Можно говорить и об этическом пессимизме, отрицающим художественные каноны, само понятие прекрасного.

Нигилизм может быть познавательным, декларирующим недостижимость истины. Познавательный скептицизм граничит с агностицизмом.

Наконец, можно говорить о нигилизме как философской позиции, в рамках которой отрицается наличие абсолютных устоев существования, смысловой направленности жизни.

Термин «нигилизм» давно вошёл в культурный обиход. В Средние века существовало еретическое учение нигилизм, преданное анафеме папой Александром III в 1179 году. Учение это, ложно приписанное схоласту Петру Ломбарду отрицало человеческое естество Христа.

Как пишет Хайдеггер, первое философское применение слова «нигилизм» идет, по-видимому, от Г. Якоби: в его открытом письме к Фихте очень часто встречалось слово «ничто». Там говорится: «Поверьте, мой дорогой Фихте, меня нисколько не расстроит, если вы или кто бы то ни было назовёте химеризмом учение, противопоставленное мною идеализму, который я уличаю в нигилизме…». Представитель философии романтизма Жан Поль называл «нигилизмом» романтическую поэзию. Для датского философа Кьеркегора эстетическая точка зрения, точка зрения иронии и игры являлась выражением нигилизма.

В русской литературе слово «нигилизм» было впервые употреблено Н.И. Надеждиным в статье «Сонмище нигилистов» (в журнале «Вестник Европы» за 1829 год). Когда ему приходилось давать отповедь - не без сарказма - литературным оппонентам, пренебрегающим классическими традициями, он нередко пользовался латинским «nihil». В 1858 году вышла книга казанского профессора В.В. Берви «Психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В ней также упоминается слово «нигилизм», но как синоним скептицизма.

Критик и публицист Н.А. Добролюбов осмеял книжку Берви, подхватив это слово - но оно не стало популярным до тех пор, пока И.С. Тургенев в романе «Отцы и дети» (1862 год) не назвал нигилистом Базарова. Но никто из людей 1860-х годов официально его не принял. Д.И. Писарев, который в ряде статей признал в Базарове воплощение идеалов и взглядов нового поколения, называл себя «мыслящим реалистом».

Еще с середины ХIХ века термин «нигилизм» входит, так сказать, на законном основании в лексику русского литературного языка. Так, в «Полном словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (Санкт-Петербург, 1861 год) слову «нигилизм» дается такое определение: «Учение скептиков, не допускающее существование чего бы то ни было». В «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля сказано, что оно обозначает «безобразное и безнравственное ученье, отвергающее все, чего нельзя ощупать».

Многие исследователи считают, что термин «нигилизм» занял прочное место в европейской культуре благодаря И.С. Тургеневу и его роману «Отцы и дети».

Нигилизм как российский культурно-исторический феномен связан с движением русской радикальной общественной мысли шестидесятых (Н.Г. Чернышевский, Д.И. Писарев). Русский нигилизм включал в себя и критически-разрушительное отношение к современному обществу, и программу радикальных реформ. Утилитаризм как составная часть нигилизма стремился заменить абстрактные понятия добра и зла учением о пользе как основном критерии морали. Другим пунктом радикального умонастроения было «разрушение эстетики», борьба с «чистым» искусством, превращение искусства в «приговор» действительности. Наконец, нигилизм в области науки и философии выражался в отрицании всего, что находилось за пределами чувственного опыта, в отрицании всякой метафизики. Ф.М. Достоевский в «Объяснительном слове» к речи о Пушкине сблизил нигилиста как «отрицательный тип» с «лишним» человеком, «в родную почву и в родные силы не верующего» и от этого страдающего. Писарев, яркий представитель русского нигилизма, писал: «Надо эмансипировать личность от тех разнообразных стеснений, которые на неё налагает робость собственной мысли, авторитет предания, стремление к общему идеалу и весь тот отживший хлам, который мешает живому человеку дышать».

Таким образом, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали (выступали за свободную любовь и т. п.). В частности, так называли революционеров-народников. Слово имело явную негативную коннотацию. Нигилисты изображались как лохматые, нечёсаные, грязные мужчины и женщины, утратившие всякую женственность девицы.

Н.Я. Данилевский: «Все различие между нашим нигилизмом и нигилизмом заграничным, западным заключается единственно в том, что там он самобытен, а у нас подражателен, и потому имеет некоторое оправдание, будучи одним из неизбежных результатов исторической жизни Европы, а наш висит на воздухе и... есть явление смешное, карикатурное»

К концу 1860-х и началу 1870-х гг. слово «нигилист» почти исчезло из русской полемической литературы, но стало употребляться в западноевропейской литературе как обозначение русского революционного движения; его приняли и некоторые русские эмигранты, писавшие на иностранных языках о русском революционном движении. В 1884 году была издана повесть Софьи Ковалевской «Нигилистка».

Русский нигилизм - это не синоним простого неверия, «усталости культуры», её разложения. Русский нигилизм - это своеобразный синтез позитивизма, индивидуализма и социально-этического или социально-эстетического утопизма. Русский нигилизм - это выражение потребностей жизни, устремленной в будущее, как они поняты русской радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поисков новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества. Можно провести определённые аналогии между разрушительным пафосом русского нигилизма и «переоценкой ценностей» ницшеанской философии. Недаром чешский мыслитель и политический деятель Т. Масарик называл Писарева «русским Ницше».

С именем Ницше и связана судьба понятия нигилизма на Западе. Нигилизм для Ницше - это не один из многих типов умонастроения, а характеристика ведущей тенденции в европейской философской культуре. Суть нигилизма, с точки зрения Ницше, это утрата веры в сверхчувственное основание бытия. «Бог умер» - вот формула нигилизма Ницше.

Сегодня социальный нигилизм выражается в самых различных ипостасях: неприятие определенными слоями общества курса реформ, нового уклада жизни и новых («рыночных») ценностей, недовольство переменами, социальные протесы против «шоковых» методов осуществляемых преобразований; несогласие с теми или иными политическими решениями и акциями, неприязнь или даже вражда по отношению к государственным институтам и структурам власти, их лидерам; отрицание не свойственных российскому менталитету западных образцов поведения, нравственных ориентиров; противодействие официальным лозунгам и установкам; «левый» и «правый» экстремизм, национализм, взаимный поиск «врагов».

1.2.«Идеализм Платона» как выражение взглядов Д.И. Писарева

Одной из значимых фигур русской мысли эпохи шестидесятых годов XIX века был Д.И. Писарев, видный представитель радикальных кругов этого периода, типичный шестидесятник-прогрессист. Вся жизнь и деятельность Писарева представляют собой очень яркое отражение сложного этапа в революционно-демократической идеологии в шестидесятые годы, связанного сначала с огромным подъёмом, а затем со спадом революционной волны и усилением реакции после реформы 1861 года.

И сама личность Писарева и политическая острота его убеждений, выраженных в оригинальной форме нигилизма и реализма, своеобразное разрешение им многих вопросов истории, философии, морали и искусства вызывали большой интерес в прошлом и продолжают вызывать его до настоящего времени.

Писарев полно и глубоко осознал особенности периода после первой революционной ситуации. Именно он с наибольшей ясностью выразил необходимость преодоления всяких иллюзий в революционной борьбе - и переоценки активности народа в определённые исторические периоды, и слепой веры в акты одиночного героизма, и упрощенных расчётов на силу, взрыв, немедленного уничтожения отживших политических и социальных сил. Писарев подчёркивал, что не следует наивно полагать, будто бы «кровопролитие» само по себе или устранение непосредственного препятствия для развития общества, например, «живого препятствия», явилось бы достаточным условием этого развития. Он показывает, что разумные и честные люди группируют единомышленников, организуют, дисциплинируют и воодушевляют своих будущих сподвижников.

Необходимым средством в борьбе против существующего строя, против разнообразных форм ложного сознания, будь то пассивность и безгласность или произвольные необоснованные акты внешней активности, оказывался трезвый, непредвзятый взгляд на мир, взгляд, лишённый ложного пиетета, слепой, нерассуждающей веры, скованности условными ограничениями. Утверждение такого взгляда, развитие и поддержка подлинной внутренней свободы мысли предполагали формирование критического склада ума, безбоязненной оценки всего отрицательного в жизни и мысли.

Именно эту чрезвычайно существенную в ту годы идеологическую функцию и выполнял революционный нигилизм. Как уже было отмечено, черты резко критического взгляда на мир, решительного и бескомпромиссного отрицания устаревших форм жизни складывались на протяжении нескольких лет с конца шестидесятых годов XIX века. Писарев дал теоретическое обоснование этим взглядам, и его концепция нигилизма впоследствии стала элементом более общей теории реализма как особого типа мировоззрения.

Нигилизм Писарева подчас встречал непонимание протест со стороны не только защитников господствующего строя (что вполне естественно), но и многих выразителей революционно-демократических идей. Так, на страницах «Современника» после ареста Чернышевского, в середине шестидесятых годов, о нигилизме Писарева можно было встретить резкие, часто несправедливые суждения Антоновича, Елисеева и других. Всё это давало возможность противникам революционной демократии со злорадством говорить о «расколе в нигилистах».

Статьи Писарева, посвящённые защите нигилизма, действительно были крайне резкими, совершенно бескомпромиссными в своём отрицании. Утилитарный подход к искусству, горячая убеждённость в необходимости для всех мыслящих людей усвоить в первую очередь и главным образом достижения естественных наук и тому подобное приводили Писарева к выводам, неприемлемым не только для консерваторов, но я для многих представителей революционной демократии. Поэтому нигилизм Писарева подчас рассматривался как нечто совершенно необычное, более того, как явление, порывающее с прежними традициями освободительной борьбы и прогрессивной мысли.

На деле такого разрыва не существовало. Нигилизм Писарева был преемственно связан с революционной мыслью прошлых лет и органически формировался в процессе становления философских и социологических воззрений современного ему молодого поколения разночинцев.

Нигилистическая концепция Писарева складывалась в течение его короткой, но насыщенной жизни. Вряд ли можно нигилизм Писарева, переросший в реализм и ставший составным его элементом, рассматривать как цельное и законченное, теоретически оформленное образование. Это скорее стиль мышления, более того - мироощущение, готовность пересмотреть и отвергнуть любые освящённые временем и традицией понятия и оценки, а также социальные, нравственные и эстетические явления, если они препятствуют прогрессивному развитию общества и каждой человеческой личности. Отрицательное отношение, готовность решительно отвергнуть распространялись Писаревым и на те явления, которые хотя и не были активным препятствием на пути прогресса, но и не согласовывались с понятием непосредственной пользы, утилитаризма, решением наиболее насущных социальных проблем.

Понимание нигилизма не как законченной системы, а как принципа оценки, угла зрения, мироощущения отнюдь не означает, что нигилизм не имел своей внутренней логики.

Рассмотрим один из аспектов нигилистических идей - область истории философии.

Вполне обоснованно Писарев начинает с утверждения нигилизма в сфере философии. Он отрицает незыблемость каких-либо авторитетов в этой области. В одной из ранних своих работ «Идеализм Платона» Писарев не столько даёт оценку великим мыслителям античной Греции - Сократу и Платону, как это обычно утверждается, сколько провозглашает принцип безбоязненного критического, а если необходимо, то и отрицательного отношения к любым философским авторитетам.

Прежде всего, Писарев высказывает своё отношение к исторической литературе, в частности к обзору философской деятельности Сократа и Платона, составленному Целлером. Критик точно вскрывает коренные методологические пороки этого обзора, действительные противоречия между скрупулёзным и детальным охватом эмпирического материала и полной пассивностью самого немецкого историка, выступающего не как критик и объективный судья, а только как регистратор. Писарев справедливо замечает, что «ослеплённые блеском имени, имеющего за себя двухтысячелетний авторитет, исследователи, особенно немцы, проходя перед этими личностями. Обезоруживают свою критику, скромно потупляют взоры и ограничиваются в отношении к ним ролью почтительного и аккуратного передатчика».

Писарев остроумно вскрывает своеобразные штампы традиционной историографии философии, её попытки извлечь непосредственную «воспитательную» пользу из освещения истории античной философии. Он подмечает вытекающую из такой предпосылки тенденциозность: покровительственное отношение к элеатам, Гераклиту и Демокриту, негодование, вызываемое софистами, умиление перед личностью Сократа, «поклонение в пояс» Платону, отрицание Эпикура, насмешки над скептиками. Так принято, иронически комментирует Писарев, так требуют интересы нравственности… Писарев же требует ввести дух критического анализа, плодотворного сомнения и безбоязненного отрицания и в сферу историко-философской науки. Из столкновения мнений рождается истина, подчёркивает он и поясняет, что изложение философских систем должно быть объективным, что, конечно, не следует сравнивать Платона с современными обскурантами и тем более ставить ему в вину их идеи. Но, признавая Платона сыном своего народа и своей эпохи, замечает Писарев, мы не можем относиться с почтением и бесстрастной вежливостью к его нравственным и политическим теориям. Писарев характеризует те идеологические явления и образования, которая традиционная историко-философская наука связывает с именем Платона: отрицание опытного права и провозглашение права на безраздельное господство чистой идеи, недоверие к естественной природной сущности человека, к личности и превращение человека в шестерню в государственном механизме.

Решительное выступление Писарева против некритического отношения к философским авторитетам, против подмены научного, объективного анализа почтительными ссылками было открытым вызовом официальной науке. Статья «Идеализм Платона», публикацией которой Писарев дебютировал в «Русском слове», положила начало отчётливому теоретическому выражение им принципов революционного нигилизма не просто в декларативной форме, а в приложении к конкретным областям социальной и духовной жизни. Эта статья была воспринята противниками подлинного прогресса как открытое выражение нигилизма, понимаемого как отрицание философии и всех нравственных ценностей вообще.

Что касается содержания статьи, то эта первая из писательских нигилистических статей с очевидностью свидетельствует о том, что русский революционный нигилизм не был явлением противоестественным, чуждым процессу развития духовной культуры. Кроме того, статья говорила и об органической связи нигилистических идей с широким кругом проблем, занимавших отечественную мысль. С самого начала нигилизм в России выступал не как занесённое на русскую почву «европейское поветрие», а как закономерный момент в развитии русской философской и социальной теории.

Критика Писаревым историко-философской работы Целлера свидетельствовала о методологической зрелости молодого русского философа. Не столько против Платона как такового выступал он, а прежде всего против ложного поклонения древнегреческому мыслителю.

Выступление Писарева поэтому отнюдь не означало отрицания философских традиций как таковых. Статья «Идеализм Платона» была одним из первых этапов на пути решения исторической задачи нигилизма 0 преодоления иллюзорных представлений, выработки трезвого и научного взгляда на мир. «Идеализм тяготеет над обществом, - писал Писарев, - и сковывая индивидуальные силы, препятствует разумному и всестороннему развитию».

Точно так же резкая критика книги Целлера отнюдь не была и отрицанием достижений науки. Не историко-философскую науку отрицает Писарев, а характерный для многих её представителей эмпиризм, прикрывавший внешней научностью произвольные построения и выводы. В этом отрицании Писарев следовал традициям русской революционной демократии, продолжал и развивал идеи Чернышевского и Добролюбова.

Отрицание чистого эмпиризма, критика лишённой философского смысла фактографии прочно утверждалась в трудах революционных демократов - историков общественной мысли. Чернышевский в «Очерках гоголевского периода русской литературы», раскрывая закономерности истории русской философии 30 - 40-х годов XIX века, также как и Белинский и Герцен, подчёркивал, что необходимо вскрывать основание, а не довольствоваться частностями. Но особенно основательно против эмпиризма выступал Добролюбов; его характеристики произведений историков общественной мысли, написанных с позиции «библиографизма», давали верную методологическую установку, предупреждали против господства эмпиризма. «Современна критика, - пишет Добролюбов, - занимается фактами, она собирает факты, - а что её за дело до выводов. Выводы делайте сами…»

Таким образом, в русской революционно-демократической мысли складывалась устойчивая линия противодействия эмпиризму и отказу от познания закономерностей.

В русле этой плодотворной традиции русской философии складывалась и нигилистическая позиция Писарева. Программным её выражением явилась также и работа «Схоластика XIX века». Она была направлена против всякой «умозрительной философии», которую он представлял себе в виде культурного фундамента дореформенной эпохи. Очерчивая контуры новой, пореформенной демократической контркультуры, Писарев указывает на «канонику материализма» как на самое важное ее основание. Эта «каноника» «свежего и здорового материализма» основывается, с его точки зрения, прежде всего на сенсуализме, ибо «очевидность есть лучшее ручательство действительности». В «Схоластике XIX века» впервые была выражена нигилистическая позиция Писарева по отношению к философии. Но здесь им не было раскрыто собственное понимание философского знания, поскольку оно, по сути дела, отождествлялось с опытным, научным знанием, с той лишь разницей, что за философией признавалась особая социально-критическая функция. Диапазон проблем затронутых в статье, несравненно шире, чем в предшествующих статьях мыслителя. Писарев прямо формулирует задачи современной ему журналистики, которая, как и прежде, была основным выразителем идей русской общественной мысли. Она, отмечает Писарев, должна быть обращена к думающей публике, должна разбить её предрассудки и помочь ей выработать разумное миросозерцание, показать, что преступно «витать мыслью в радужных сферах фантазии» Характерно, что здесь задача отрицания («разбить предрассудки») и задача позитивная («выработать миросозерцание») выступают в единстве.

Писарев вполне осознанно противопоставляет материалистическое мировоззрение идеалистическому, он поддерживает позицию Чернышевского в его полемике с религиозно-идеалистическими философами, «схоластами XIX века». Писарев отнюдь не обходит проблем социальных и политических. Его внимание к вопросам личности, нравственности не было формой ухода от политики. Наоборот, обращение Писарева к этим проблемам расширяло сферу действия революционно демократической идеологии.

Писарев, как и Чернышевский, отвергает всякий нейтралитет в период острых социальных конфликтов, тем самым выступая против либерализма с его «политической умеренностью». Он провозглашает необходимость подлинной демократизации культуры. Но это требование Писарев обосновывает с позиции утилитаризма. Он очень логично развивал свои взгляды, выступая против того, что на языке современной социологии именуется статусным присвоении культуры. Но в полемическом запале теоретик революционного нигилизма высказал немало весьма спорных, а иногда и вовсе неверных суждений о многих явлениях искусства, в частности поэзии Пушкина. Неверен был его исходный принцип, ведь непосредственная польза не может быть критерием оценки произведения искусства. Но, как совершенно справедливо говорил Писарев, «есть такие гениальные ошибки, которые оказывают возбудительное влияние на умы целых поколений; сначала увлекаются ими, потом к ним становятся в критические отношения; это увлечение и эта критика долгое время служат школою для человечества, причиной умственной борьбы, поводом к развитию сил, руководящим и окрашивающим началом в исторических движениях и переворотах».

1.3.«Мыслящий реалист». Писарев о Базарове

Важной вехой в идейном развитии Писарева явилась его статья «Базаров», опубликованная незадолго до его ареста и посвящённая роману Тургенева «Отцы и дети», вызвавшему такую реакцию общественности, какую, по утверждению Тимирязева, очевидца тех событий, не вызывало ни одно из произведений того времени. Полемика была похожа на ожесточённую схватку, где каждый считал своим долгом отстоять или отделать Базарова. Охотников отделать было подавляющее большинство. Утверждалось, что образ главного героя будто бы «нехарактерен» для эпохи шестидесятых годов и взят Тургеневым не из русского общества, а вывезен контрабандой из-за границы. В России же такой тип мог быть разве что в «эмбрионе». Утверждалось также, что образ Базарова - это карикатура на молодое поколение и что этим образом Тургенев погрешил против жизненной правды. Не только явно реакционная, но и прогрессивная критика ошибочно дала отрицательный отзыв на этот роман, не поняв его. От имени «современника» выступил Антонович, который говорил, что смысл романа сводится к тому, что «молодое поколение удалилось от истины, блуждает по дебрям заблуждения и лжи, которая убивает в нём всякую поэзию, приводит его к человеконенавидению, отчаянию и бездействию или к деятельности, но бессмысленной и разрушительной». Большая часть общественности склонялась к точке зрения Антоновича.

Среди этого шума одиноко, но смело и внушительно прозвучал голос Писарева. Он занял совершенно иную позицию по отношению к образу тургеневского героя, дав своеобразное толкование образа Базарова с позиций реализма. По его мнению, Тургенев представил в романе глубоко жизненный тип, дал правдивый и яркий образ представителя молодого поколения, метко уловил тенденцию его развития и выявил живую связь с основным направлением новых стремлений эпохи. Писарев подчёркивал, что в романе воплощена «поразительная верность идеи», которой увлечена передовая молодёжь, но у Тургенева не хватило материала, чтобы полнее обрисовать своего героя, носителя этой идеи, поэтому сторона отрицания оказалась несколько выпяченной.

Для Писарева было очень важно отстоять Базарова, так как вместе с ним он отстаивал, разъяснял и защищал свою идею реализма. Для Писарева «выйти на битву за Базарова, именем Базарова под флагом реалистического радикализма значило… сразиться за святыню своих пылких идейных влечений и страстей». Нигилиствующий реалист Базаров для Писарева был не только носителем, но и воинствующим проповедником его теории отрицания.

Писареву был очень хорошо понятен реалист Базаров, с которым он живёт одними мыслями и чувствами. Это были родные братья «по духу, по жизни, по борьбе…». Писаревское отрицание, положенное в основу реализма и основанное, с одной стороны, на широких социальных обобщениях, а с другой стороны, подготовленное всем ходом его личной жизни, осознанием необходимости безжалостно отвергнуть всю систему старых понятий и авторитетов, сходно с базаровским нигилизмом.

В Базаровых Писарев видел «мыслящих реалистов», представителей нового поколения, у которых ещё не хватает сил, чтобы изменить существующий порядок, но которые не могут ужиться с окружающими условиями и отрицают всё, что связано с существующими общественными устоями. Несмотря на перегибы в отрицании, они стоят «неизмеримо выше отрицаемого». Нигилизм их является не только отличительной чертой, но и их достоинством. Писарев утверждал, что именно Базарову, этому представителю «разрушительной силы настоящего» принадлежит будущее. Из людей, подобных ему, чуждых пессимизма, вечно молодых, деятельных, волевых, твёрдо верящих в правоту своих убеждений, не трусящих даже перед смертью, умеющих слить воедино мысль и дело, при соответствующих обстоятельствах могут выработаться великие исторические деятели.

И.С.Тургенев подчёркивал, что только Писарев в то время сумел тонко проанализировать образ Базарова и дать ему интерпретацию, соответствующую замыслу автора. В одном из писем он писал: «Мелькнула мысль нового романа. Вот она: есть романтики реализма… Они тоскуют о реальном и стремятся к нему, как прежние романтики к идеалу. - Они ищут в реальном не поэзии - эта им смешна - но нечто великое и значительное». Эти люди выступают в роли проповедников и пророков, и их появление в России, по мнению Тургенева, полезно и необходимо.

Итак, нигилист Базаров является воплощением идей Писарева. Но его программа, где делается ставка на практическую и научную деятельность, отличается от прежней программы нигилизма, в которой предписывалось бить направо и налево. Базаров даётся Писаревым как личность, пробуждённая к деятельности естественными науками, как человек настоящего приближающий своим общеполезным трудом будущее. Не истощать свои силы в бесплодной борьбе, пока ещё нет условий для победы, а трудиться. Опираясь на естественные науки, и способствовать приближению перестройки общества на новых началах. Но в тоже время Базаров не мирно настроенный практик, а потенциальный революционер. Таким образом, Базаров - это «мыслящий реалист», который несёт идею отрицания в новой исторической обстановке.

Идейные противники Писарева расценивали тот факт, что Писарев всё чаще употреблял при характеристике своего направления термин «реализм», а не «нигилизм», как крах, как публичное раскаяние и отступление, свёртывание программы зарвавшихся в своём отрицании нигилистов. Они обращали внимание на то, что Писарев, как лидер этого направления, верно подметил в нигилистическом лагере признаки быстрого разложения и подменил «умирающий нигилизм» реализмом, что означало, по их мнению, сведение его политической роли к микроскопическим размерам и переход к проблемам исключительно морального порядка.

На самом же деле всё это было далеко не так, хотя изменения и в названии писаревского направления, и отчасти, в его программе действительно произошли. Что касается замены названия «нигилизм» «реализмом», то сам Писарев это объясняет таким образом. Нигилизм, вступивший с очень резко сформулированной программой коренной ломки старых социальных устоев, давал повод врагам облекать его идеи в карикатурные формы, что не могло не сказаться отрицательно на их успехе. Необходимо было, не отказываясь от самой идеи, несколько изменить название, то есть заменить слишком броское слово «нигилизм» другим, менее вызывающим, но отражающим суть течения. Писарев считал, что именно «реализм» и есть то слово, которое сочетает в себе всё необходимое. Этот термин, по мнению Писарева, исчерпывает весь смысл нигилистического направления, и в то же время он никого не пугает, не раздражает. Это слово тихое, кроткое и глубокое. Термин раскрывает обе стороны взглядов нигилистов основывающихся только на реальном в природе и обществе.

Причина же определенного изменения в программе нигилизма была более глубокой. Дело в том, что в это время в России произошли существенные изменения: наметился спад революционной ситуации и усилилась реакция. Хотя недовольные результатом реформы крестьяне продолжали выступать в последующие годы, было ясно, что движение в целом идет на убыль: в России не созрели еще ни объективные, ни субъективные условия для победы революции. Надежды Чернышевского на успешную революцию не осуществились. Перед представителями передовой общественности в изменившейся социально-политической обстановке встала проблема поисков новых путей для решения социального вопроса. Но выдающиеся деятели революционной демократии по разным обстоятельствам выбыли из строя. В расцвете лет умер Добролюбов, был арестован и сослан в Сибирь Чернышевский, Герцен в эти годы уже не пользовался былой популярностью. Своеобразие и сложность обстановки увеличивали ответственность Писарева за решение проблемы путей общественного преобразования России. Писарев обращается к критическому пересмотру теоретического наследия и приходит к выводу, что различные теории общественного переустройства, как прошлые, так и настоящие, представляют собой лишь красиво нарисованный идеал, непригодный в данных исторических условиях России. Он утверждает, что в жизни имеются вещи, возможные по законам природы, но неисполнимые при данных условиях места и времени. Поэтому можно выдвигать теории невероятного размаха, утешаться блестящими перспективами, а действительная жизнь, ограниченная внешними обстоятельствами и материальными трудностями, «будет по-прежнему тащиться по своей колее». Необходимо реально подходить к оценке явлений жизни. А отсюда вывод: поскольку в России еще не созрели условия для победы революции, то нужно изменить прежнюю, не имевшую успеха тактику непосредственного призыва к революции и, не отказываясь в принципе от революции, заменить одну тактику другой, реально осуществимой в данных исторических условиях. Вот в этом и состоит суть изменения в политической программе нигилизма. Но это не было принципиальным отходом от революции, а, следовательно, и от нигилизма как революционного отрицания. Реализм, предлагавший программу длительной и основательной подготовки масс к революционному переустройству общества. Тоже был отрицанием (только в другой форме) существующего общественно-политического уклада и всего, что с ним связано. Эту мысль о разнице и сходстве нигилизма и реализма метко выразил один из тогдашних авторов, сказав, что нигилизм- это» лобовая атака» самодержавия, а реализм - это его «длительная осада». И не зря «Русский вестник» называл писаревский реализм «красным реализмом», исходящим из недр «чистокровного красного нигилизма». родство между которыми не вызывает никаких сомнений. К 1863 г. Реализм во взглядах Писарева утвердился окончательно. В 1864 г. он уже говорит о реализме как об основе своих воззрений, заявляя о начале нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» имел хождение и до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, во многом не был похож на направления ранее носившие это имя. Поэтому даже противники Писарева признавали оригинальность его учения. «Этим реализмом, - говорил Немировский, - проникнут каждый мыслящий человек, и только ум, сдерживаемый и опутываемый преданием, верованиями, симпатиями, не прозревает всей глубины и истинности такого направления». Писарев, определяя провозглашенный им реализм, говорил: «сущность нашего правления заключает в себе две главные стороны, которые тесно связаны между собою, но которые, однако, не могут быть рассматриваемы отдельно и обозначаемы различными терминами. Первая сторона состоит из наших взглядов на природу: тут мы принимаем в соображение только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые явления или свойства предметов. Вторая сторона состоит из наших взглядов на общественную жизнь: тут мы принимаем в соображение только действительно существующие, реальные, видимые и осязаемые потребности человеческого организма». Разъясняя реальное направление детальнее, Писарев подчеркивал, что оно исходит из необходимости разрешить целый ряд животрепещущих проблем современности,. обусловливается окружающей жизнью, заимствуя из нее все то, что» находится в самой неразрывной связи с действительными потребностями» общества, что «несомненно важно, необходимо, действенно». Реализм, по Писареву, - это связь с жизнью в широком понимании этого слова, глубокое понимание гуманности и свободы, полезность как разумное наслаждение жизнью и способность приносить пользу самому себе и народу. И наконец, трезвый анализ существующего, критика и умственный прогресс - вот основные наметки тенденций писаревского реализма, ведущие в конечном итоге к решению проблемы «голодных и раздетых». Последовательное проведение реалистических принципов в социологии, политике, философии, этике и эстетике и составляет в совокупности «теорию реализма», являющуюся как бы костяком мировоззрения Писарева.

Спустя столетие нетрудно увидеть ошибки того или иного мыслителя. В этом нам помогает общественно-историческая практика, подтвердившая или опровергнувшая его убеждения. Но, руководствуясь той же исторической точкой зрения, мы не можем не признать правоты основной линии борьбы Писарева

Таким образом, писаревский нигилизм точно укладывался в рамки переходной эпохи шестидесятых годов и главной своей целью ставил отрицание миросозерцания предыдущего поколения «идеалистов сороковых годов». Этот нигилизм не следует смешивать с анархизмом как в индивидуалистической его разновидности, распространенной главным образом на Западе, так и с народническим коммунистическим анархизмом, ставшим влиятельным в России уже после смерти Писарева, в семидесятые годы.

ГЛАВА 2. ВЛИЯНИЕ ИДЕЙ Ф.НИЦШЕ НА РУССКИХ МЫСЛИТЕЛЕЙ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА

2.1 Общие положения философии Ф. Ницше

Проблемы нигилизма, представленные в сочинениях Ницше привлекали пристальное внимание представителей русской общественной мысли конца XIX - начала XX века. Хотя в увлечении ницшеанством и присутствовал элемент моды, однако многие из его идей были созвучны идеям и построениям некоторых влиятельных представителей русской философии и социологии того времени. Это относится, прежде всего, к проблеме нигилизма, занимающей одно из центральных мест в философской концепции Ницше. Отношение Ницше к нигилизму было противоречивым. Он одним из первых приветствовал нигилизм как разрушение отживших идеалов, отрицание сложившихся ценностей, к которым Ницше относит, прежде всего, ненавистные ему традиционные ценности: христианство, революцию, отмену рабства, равенство прав, филантропию, миролюбие, справедливость, истину. Разрушительную силу отрицания Ницше направлял против буржуазно-либерального мировоззрения, против иллюзий, порождённых просветительским оптимизмом и европейскими буржуазными революциями, против христианства и его морали терпения. Эта мораль, по мнению Ницше, навязана обществу «нищими духом и телом», самой характерно чертой которых является недостаток жизнеспособности. Свои слабости эти люди возвели в добродетель. Требования братства, равенства, прав и обязанностей, по глубокому убеждению Ницше, в корне противоречит сущности жизни, основанной на выживании сильнейших. Социалистические идеалы, полагал Ницше, вырастают из той же ненавистной христианской морали и так же, как она, должны быть отвергнуты. Нужна решительная переоценка веками складывающихся ценностей, иначе человечество погибнет.

Нигилизм как первый этап такой переоценки необходим, но только отрицанием устаревших ценностей ограничиться нельзя. Следующий шаг - создание принципиально нового мировоззрения и мироощущения, преодолевающего разрыв между «бытием и смыслом», между миром нравственности и идейности и миром реальным, между добром и злом как двумя противоположностями. Ницше противопоставляет одностороннему, по его мнению, рационалистическому и аналитическому восприятию мира, связанному лишь с наукой, принципиально другое его постижение, основанное на целостном его восприятии мира как жизни, как выражения воли, находящейся в процессе вечного чистого движения. Он пытается преодолеть нигилизм, восстановить цельность бытия, единство бытия и сознания, утраченные со времён Сократа, представить человека как природное органическое существо, а интеллект его - лишь как служебное средство для удобного рассмотрения мира, лишённого в действительности причинности, закономерности, последовательности.

Нигилистическое отношение Ницше к разуму, науке, морали, традиционной религии своеобразно отражало тенденцию буржуазной философии к возрастающему сомнению в возможностях науки, постановку вопроса о её «кризисе». В содержание «кризиса» вкладывалась констатация несоответствия между прогрессом научно-техническим и духовным, растущая специализация, дробление знаний, при котором частности приобретают самодовлеющее значение, заслоняя общий смысл и нравственную ценность знания.

Хотя сочинения Ницше широко распространились в России лишь в последнее десятилетие XIX века, однако нельзя сказать, чтобы круг идей, высказанных им был здесь чем-то абсолютно новым и неизвестным. Восприятие этих идей в России было определённым образом подготовлено некоторыми тенденциями в самой русской философии, в некоторых её идеалистических течениях. Усвоение и тем более распространение в той или иной национальной философии идей, перенесённых из других условий, никогда не является механическим процессом чисто внешней искусственной трансплантации, пересадки, а всегда определяется внутренними органическими тенденциями философского развития.

Конечно, в форме, тождественной ницшеанству, круг нигилистических идей, развитых Ницше, не мог сформироваться в России. При отсутствии развитых капиталистических отношений не могло быть столь интенсивного утилитарного развития науки, какое имело место на Западе. Следовательно, осознание внутренних противоречий развития науки, «кризиса науки» не могло быть таким же острым, как в условиях западноевропейских стран. Если же критика науки и осуществлялась, то она, в отличие от Ницше, сопровождалось утверждением ценности религии.

Что касается ницшеанского отрицания просветительских идеалов, идей равенства и демократии, утвердившихся в Европе после буржуазных революций, то в России эти проблемы воспринимались по-иному, часто отстранённо. В то же время наиболее значительные русские писатели и мыслители, чутко и остро воспринимавшие современность и ближайшее будущее России, осознавали и оценивали, хотя часто и с противоположных позиций, всю противоречивость буржуазной морали.

Но эта оценка, как правило, не имела ничего общего с принципиальным моральным релятивизмом столь характерным для ницшеанства.

Если говорить о крайних выводах ницшеанского нигилизма о «смерти бога», то они не могли быть выражены в явной форме, ибо таких высказываний не пропустила бы ни государственная, ни церковная цензура. Они могли быть выдержаны либо в бесцензурной зарубежной русской печати, либо в специфической художественной форме, например, в форме монолога Ивана Карамазова.

Однако и при учёте всех этих обстоятельств можно констатировать, что многие идеи, объединяемые ницшеанской концепцией нигилизма и его преодоления, имели хождение в русской философии уже начиная с тридцатых годов XIX века, задолго до Ницше.

Таковы, например, многие из идей основоположников славянофильства А. Хомякова и в особенности И. Киреевского. Так, Киреевский критикует отвлечённый рационализм и аналитичность западноевропейского мышления, нашедшие своё отражение не только в особенностях католицизма, но и в светских формах - в науке. Рационализму Киреевский противопоставляет цельное, «живое» познание, не ограничивающееся сухим анализом, а включающее в себя человеческую оценку явлений, прежде всего нравственную и эстетическую их характеристику. Киреевский говорит о глубочайшем кризисе не только буржуазного сознания (отождествляемого им вообще с западноевропейским), но и самого буржуазного общества с его духом меркантилизма.

Неославянофилы середины XIX века подхватили и развили эти идеи. Так, Аполлон Григорьев, отвергая рационализм, теоретическую критику, утверждает идею бессознательности творчества, органического единства, цельности мысли и жизни. Он пишет о «народных организмах», предвосхищая идеи не только Данилевского, но и Ницше и Шпенглера. Н.Данилевский, один из ведущих социологов неославянофильства, не только воспринимает идеи Григорьева и Страхова об органической цельности жизни, но и яростно критикует европейскую цивилизацию, находящуюся, по его мнению, как и по убеждению Ницше, накануне неизбежного заката. Основными чертами западной цивилизации Данилевский считает материализм, нигилизм, либерализм, рассматривая эти явления, как глубоко «чуждые» и даже «вредные» для естественного, органического развития. Высшим же типом такого развития он считает идущую на смену европейской славянскую цивилизацию.

Единомышленником Данилевского был К.Леонтьев, автор книги «Восток, Россия и славянство». Некоторые её страницы, а также отдельные места из других его сочинений поразительно похожи на высказывания Ницше и по форме, и по содержанию. Та же парадоксальность и острота формы, та же безбоязненность и даже циничность выводов. Однако главное проявление близости Леонтьева и Ницше - совпадение многих идей. Так же, как впоследствии Ницше, Леонтьев резко отрицательно относится к современной ему Европе с её поверхностным прогрессом, который он именует «либерально-эгалитарным», уравнительным. Всякое же уравнение, равенство Леонтьев рассматривал как нечто противоестественное, чуждое органическим законам мира. Последняя ступень в развитии общества, по словам Леонтьева, - это так называемое «вторичное смесительное упрощение». Сущность его аналогична стадии дряхлости человеческого организма. Причина же социальной дряхлости общественного организма - в утрате естественных начал физического, социального, политического неравенства, в смешении сословий, состояний, наций. Идеал Леонтьева, так же как и Ницше, - в прошлом.

Хотя идеи неославянофилов не получили широкого распространения, а многие из них вызвали критику в самых разнородных слоях русской общественной мысли (Н.Михайловский, В.Соловьёв), всё же эти идеи в известной мере подготовили почву для восприятия ницшеанства в России. Не всех его элементов, но многих из них, таких как отождествление западной цивилизации, с материализмом, нигилизмом, творческим бесплодием, мечта о возможности преодолеть нигилизм путём реставрации давно ушедших в небытие форм социальной структуры и морали, противопоставление искусственному характеру современной цивилизации «органических начал жизни».

2.2 В.П. Преображенский и Н.Я. Грот о концепции Ф.Ницше

Первым наиболее серьезным разбором философской концепции Ницше стала статья В.П. Преображенского «Фридрих Ницше: критика морали альтруизма» 1892 года. Преображенский, будучи решительным противником как буржуазного строя жизни и мысли, при котором творческая воля скована незыблемым укладом традиционного образа жизни, так и социалистических тенденций с их идеалом общего, регламентированного благополучия, обратился к учению Ницше, видя в нем реальный путь преодоления мещанской косности и социалистической нивелировки жизни. Он вслед за Ницше критиковал моральные заповеди современного общества, в котором, по его мнению, господствовала порожденная христианством этика альтруизма, ставящая во главу угла утилитарный принцип полезности и счастья как отсутствия страдания и, вследствие этого, ведущая к обезличиванию, устранению индивидуального начала в человеке. Единственный путь выхода из регрессивного движения к культурному краху современной эпохи Преображенский, как и его учитель, видел в переоценке нынешних идеалов, провозглашении новых «скрижалей ценностей», возвышении и облагораживании человека. Главную заслугу философа исследователь видел в том, что тот впервые в науке о нравственности поднял саму проблему морали, возвысившись для этого над всеми исторически преходящими нравственными оценками и воззрениями, перейдя по ту сторону Добра и Зла. Преображенский подчеркивал, что Ницше по-новому взглянул на нравственность, увидев в ней относительную ценность. «Нравственность имеет только относительную ценность, а не абсолютную ценность. Относительная ценность нравственности измеряется упадком или взлетом жизни».

Очерк Преображенского положил начало дискуссии, развернувшейся на страницах ряда солидных периодических изданий. В числе наиболее значимых работ этого периода - статья маститого ученого, главы Московского Психологического общества (старейшего в России философского объединения), основателя первого российского философского журнала «Вопросы философии и психологии», - Н.Я. Грота «Нравственные идеалы нашего времени» 1893 года, противопоставившего антихристианский индивидуализм Ницше христианскому альтруизму Толстого. Грот решительно отвергал концепцию Ницше - «защитника чистого язычества», видя в ней «разрушение христианского религиозно-нравственного миросозерцания, во имя торжества позитивного и прогрессивно-научного, языческого» , и противопоставлял ей учение Толстого, утверждающее торжество христианских начал жизни. Отметив, с одной стороны, близость столь духовно далеких друг от друга мыслителей, выраженную в обоюдном стремлении «создать свободную и самодовлеющую личность и на этой почве новое общество и человечество», Грот, однако, указывал на их принципиальное расхождение в выборе путей осуществления общего идеала. Пути эти он кратко, но емко обозначил формулами: «Чем больше зла, тем больше добра», - для Ницше и «Чем меньше зла, тем больше добра», - для Толстого. Очерк Грота стал первым в цикле работ, посвященных сопоставлению философских концепций Толстого и Ницше.

2.3 Взгляды Д.С. Мережковского

Начиная с девяностых годов XIX века идеи Ницше и, следовательно, его концепция нигилизма широко распространяются в России. Они становятся одной из идейных основ развивающегося в этот период широкого философско-эстетического течения - декаденства (Д.С. Мережковский, Н.Минский), а также разнородных идеалистических выступлений в философии, эстетике, теории и истории литературы. Характерно, что один из первых теоретиков и практиков русского декаденства, один из первых теоретиков «нового религиозного сознания» Д.Мережковский стремится совместить идеи Ницше с определенными течениями русской философии, переосмыслить их в соответствии с определенными идейными потребностями русского идеализма. Происходит своеобразное историко-философское превращение: нигилизм Ницше, в особенности отрицание им современной цивилизации, роли рационального сознания, критика могущества науки и даже констатация «смерти бога» принимаются как откровение. В тоже самое время нигилизм Ницше рассматривается как доказательство того, что человечество зашло в тупик, дошло до крайнего предела, выход из которого лежит лишь в «новом религиозном сознании». Мережковский находит параллели с ницшеанским пониманием мира уже у Пушкина, который будто бы предвосхитил противопоставление Аполлона и Диониса и тяготение Ницше к дионисийскому-дисгармоническому, иррациональному началу. Книга Ницше «Рождение трагедии», по мнению Мережковского, напомнила нам «видение отрока Пушкина, который из школы христианской наставницы... убегал… к языческим идолам». Даже к Петру I обращается Мережковский, чтобы доказать готовность русской общественной мысли к восприятию ницшеанства: Петр рассматривается как единственное реальное воплощение Сверхчеловека в истории. При этом Мережковский таким образом сопоставляет отрывки из разнородных источников, что создается иллюзорное представление об устойчивости в России нигилистического (в ницшеанском смысле) мировосприятия как ощущения последней границы бытия, предчувствия неизбежной гибели культуры, цивилизации, уклада жизни. С этой целью привлекается апокалипсическая по духу, религиозно-консервативная легенда о Петре, как о «звере, вышедшем из бездны», пушкинские строки о «медном всаднике», который» над самой бездной Россию вздернул на дыбы», строки из писем Достоевского о том, что путь петровских реформ исчерпан, «дальше….нет дороги, она вся пройдена» и т.д. Мережковский обращается к мистическим пророчествам неоплатонизма и в особенности раннего христианства, утверждая «не только религиозное, но и философское, научное, культурно-историческое значение» проблемы конца мира, неизбежности смерти не только личной, для каждого человека в отдельности, но и для всего человечества. Эту апокалипсическую и нигилистическую в традиционно-религиозном смысле идею конца мира Мережковский считает глубоко значительной, ставящей человека и человечество на грань бытия и небытия. К этой же идее «обрыва горного кряжа всех исторических культур» по-своему подошел Ницше, к ней подходили, по мнению Мережковского, и выразители разнообразных тенденций русской философской мысли - герои Достоевского. Среди них и князь Мышкин, и в особенности нигилист Кириллов из «Бесов», говорящий об уничтожении бога и «перемене земли». Мережковский сопоставляет с рассуждениями Кириллова слова Ницше о том, что «Бога нет. Бог умер. И мы его убили», о вступлении человечества в будущем в «историю высшую, чем вся прежняя история». Внешнее совпадение многих высказываний Мережковский абсолютизирует, более того, вполне конкретным формам нигилизма придает некое глобальное, общечеловеческое, внеисторическое значение. Мережковский стремится показать, что выводы Ницше, являвшиеся результатом оценки явлений европейского мира, полностью совпадают с выводами « из глубин» русской жизни. Смысл, итог этих разнородных течений таков: «С двух разных, противоположных сторон подошли они к одной и той же бездне, дальше идти некуда, исторический путь пройден, дальше обрыв и бездна». Работа же исключительно научной, критической разлагающей мысли уже завершается, пишет Мережковский. Россия, как и Европа, «дошла до какой-то окончательной точки и колеблется над бездной». Он приходит к выводу, что есть еще выход из этого кризиса науки, рациональной мысли, философии, морали. Таким выходом объявляется религия: «Когда кончается история, начинается религия», только она есть путь «созидающий», «внеисторический». Эти попытки использовать ницшеанский нигилизм для обоснования религии, более того, использовать, как это ни парадоксально, ницшеанскую критику религии, его вывод о «смерти бога» для оживления интереса к религии, для привлечения интереса к ней были не единичными. Они были характерны на рубеже XIX-XX веков не только для светской религиозно-филосовской мысли, но даже для теоретических выступлений профессиональных богословов. Специфической особенностью их сочинений было стремление ослабить влияние нигилистических антихристианских выступлений Ницше, которые объяснялись чисто личными моментами жизни, главным образом его белезнью. Критика Ницше ведется религиозной философией, так сказать, справа, но в этой критике подчас встречаются рациональные моменты познавательного характера, которые могут быть использованы в процессе критического анализа ницшеанства и его нигилизма.

писарев нигилизм мыслитель ницше

2.3.Взгляды С.Л. Франка

Творчество Ницше оказало решающее воздействие на С.Л. Франка - крупнейшего отечественного метафизика, представителя религиозной философии всеединства. Уже став именитым мыслителем, Франк в мемуарах описал историю своего обращения к идеям Ницше: «Зимой 1901-1902 гг. мне случайно попала в руки книга Ницше «Так говорил Заратустра»... С этого момента я почувствовал реальность духа, реальность глубины в собственной душе - и без каких-либо особых решений моя внутренняя судьба определилась. Я стал «идеалистом», не в кантианском смысле, а идеалистом-метафизиком, носителем некоего духовного опыта, открывшего доступ к незримой внутренней реальности бытия».

С.Франк - автор нашумевшей работы «Ф.Ницше и этика «любви к дальнему» 1902 года, вошедшей в знаменитый сборник «Проблемы идеализма». Она была первым серьезным философским сочинением двадцатипятилетнего мыслителя. Основную цель своей статьи он определял так: «...характеристика учения Ницше как этического идеализма» . Из сочинений немецкого философа Франк сделал казавшийся парадоксальным многим из его современников вывод о том, что учение Ницше представляет собой не что иное, как «нравственный кодекс жизни героя, впервые написанное евангелие для людей творчества и борьбы», «этику активного героизма», и даже «нравственный императив самопожертвования».

Главной заслугой Ницше российский мыслитель считал выработку новой этической системы, в основе которой лежит принцип «любви к вещам и призракам» - впервые выделенный германским философом вид нравственного чувства, равноудаленный, по мысли Франка, как от эгоизма, так и от альтруизма, и по своему этическому значению претендующий на большую ценность, нежели любовь к людям. (Франк взял понятие «любовь к призракам» из знаменитого изречения Заратустры: «Выше, чем любовь к ближнему, стоит любовь к дальней и грядущему; еще выше, чем любовь к человеку, ценю я любовь к вещам и призракам». Речь идет о любви к отвлеченным ценностям - истине, справедливости, свободе, религиозному или нравственному идеалу, красоте, чести.

Принятие проповеди Заратустры и провозглашаемой им «любви к дальнему» означало для Франка утверждение «моральных прав личности», то есть тех «священных и неотчуждаемых прав человека, которые некогда были общественно-моральным лозунгом времени, и которые теперь, с господством позитивистски-утилитарных моральных воззрений стали «забытыми словами». Для него, как и для Н.Бердяева, пафос Заратустры был пафосом свободной личности. Однако индивидуализм не воспринимался ими как начало, тождественное эгоизму. С.Франк даже критиковал Ницше за то, что «любовь к дальнему» тот уподобил эгоизму. «Обладая более художественной глубиною и прозорливостью, нежели аналитическою силою ума, - писал Франк, - Ницше в своем протесте против утилитаризма... ударился в противоположную крайность, сблизив «любовь к призракам» с эгоизмом».

Несмотря на тот факт, что дальнейшая интеллектуальная эволюция философа привела его к не столь безоговорочному принятию взглядов германского мыслителя, как это было в первой апологетической статье, Франк и в последующем своем творчестве продолжал обращаться к идеям Ницше.

2.4.Взгляды Н.Д. Тихомирова

Н.Д. Тихомиров в статье «Ницше и Достоевский» с тревогой отмечал широкое распространение идей Ницше среди русской интеллигенции, своеобразный ореол, которым окружены идеи нигилизма Ницше. Он неправомерно сближает популярность произведений Максима Горького будто бы с ницшеанским характером освещения героев его ранних рассказов. Сближение бунтарства героев этих рассказов с ницшеанским нигилизмом было характерно даже для демократической критики на рубеже веков (Н. Михайловский, Е. Ляцкий). Это неправомерное сближение вызывало критику наиболее дальновидных авторов, например, Соловьева-Андрееича, автора содержательного «Опыта философии русской литературы». Не западноевропейские философские влияния, в том числе ницшеанство, а реальные условия жизни и протест против них - таковы источники индивидуалистического отрицания героев горьковских рассказов. Нигилизм Ницше, вполне естественно, оценивался Тихомировым вне каких-либо конкретно-исторических ориентаций, как чистое и бесплодное отрицание (ничего не разрешил, ничего не устранил). Но хотя критика ведется с позиций абстрактного христианского гуманизма со ссылками на временные вечные ценности, в ней подчас встречаются верные наблюдения, представляющие немалый интерес. Так, например, Тихомиров отмечает, что ницшеанская апология силы «вдохновляла развитие грубого нигилизма», плоды которого проявились при подавлении восстания в Китае, где «немецкие солдаты никому не давали пощады». Однако религиозный философ отнюдь не ограничивается простым отвержением идей Ницше и его нигилизма. Он стремится использовать свою оценку ницшеанства для утверждения идей христианства. Всякая попытка ответить на коренные вопросы бытия и смысла человеческой жизни вне религиозных основ обречена на поражение - таков основной смысл выводов Тихомирова. В качестве антитезы Ницше избран Достоевский. Под пером Тихомирова русский писатель, выразивший мучительные идейные и нравственные конфликты современности, предстает чисто религиозным мыслителем, который предвосхитил Ницше, ответил на все поставленные им вопросы в духе «смирения против гордыни», «возродил человека силами христианской любви», в то время как Ницше «слишком высоко ставит силы человека, пытаясь заменить веру в бога».

2.5.Взгляды В.С. Соловьёва

Сложным и противоречивым было отношение к ницшеанскому нигилизму виднейшего русского философа-идеалиста В.С. Соловьева. Во многих его работах содержится крайне резкая критика ницшеанства, что дало основание современникам говорить о безграничной антипатии Соловьева к Ницше. Это неприятие имело свои основания. Учение Соловьева с его стремлением соединить высшие ценности - истину, добро и красоту во «всеединое сущее» на христианской основе, превратить это сущее в предмет философии никак не могло совместиться с ницшеанским отрицанием традиционной философии и традиционных ценностей религии и нравственности. Кроме того, с позиции христианского гуманизма и высокой этической требовательности автор «Оправдания добра» не мог принять апологию силы и отрицание добра. Соловьев, как известно, не принял раннее русское декадентство, язвительно выступив против культа индивидуализма, «сильной личности», против идеализации зла и «сатанинского» в человеке. Естественно, что активное неприятие распространялось и на ницшеанские идеалы российского декаденства. Соловьев иронически пишет о «трепещущих и преклоняющих колена перед именем Заратустры психопатствующих декадентах и декадентках. Однако при всей своей внешней очевидности неприятие В.Соловьевым ницшеанского нигилизма не могло быть вполне последовательным. Реальные различия и даже прямая противоположность в решении многих вопросов философии и морали не могли заслонить и объективно существовавших черт общности исходных установок В. Соловьева и Ницше. Их объединяет общее отрицательное отношение не только к эмпирическому знанию, выступавшему в позитивистском обличии, но и практически к научным методам познания вообще. С разных позиций немецкий и русский мыслители переходили от вомногом справедливой критики односторонности эмпиризма, ограниченности позитивизма к прямому отрицанию науки. И Ницше и Соловьев приходят к мысли о необходимости создать вместо традиционных умозрительных «школьных» философских систем философию нового типа. Ею должна стать «философия жизни», служащая не столько познанию мира, сколько выражению социальной активности человека, его цельного восприятия мира. Для Ницше в основе жизни человека лежит органическое неравенство, «воля к власти», для Соловьева философия жизни - это воплощение принципов христианства. Но и для того и для другого это философия, противостоящая научно-материалистическому пониманию мира. Наконец, немецкого и русского философов сближает и принципиальный социальный утопизм реакционного характера, являвшийся своеобразным отрицанием социалистических перспектив развития общества. Ницше ищет социальный идеал в дохристианском варварском и раннеантичном мире, Соловьев - в раннем христианстве. Отвергая современную им буржуазную цивилизацию, они оба искали антитезу ей вне реального процесса развития общества, в мифологической тьме, в давно прошедших веках. Естественно поэтому, что критика Соловьевым ницшеанства с его нигилизмом не могла не быть действенной. Развитие русской философско-эстетической и этической мысли подтверждало это.

2.6.Взгляды Л.И. Шестова

Наиболее значительным отражением и проявлением в России философского нигилизма в духе идей Ницше и Кьеркегора стала философия Л.И. Шестова. Как философ и литературный критик Л.И. Шестов (1866-1936) наиболее активно выступил в начале ХХ века с позиций субъективного идеализма и нигилизма полного отвержения познавательной и социальной роли искусства. Близкий к русскому символизму, Шестов в политическом отношении примыкал к идеям кадетизма, сотрудничая в «Речи», в «Русской мысли». Такое сочетание идей не было исключением. Целая плеяда видных русских идеалистов - философов, социологов, эстетиков- проделала путь от поверхностного либерализма к активному антимарксизму. Среди них -Струве, Бердяев, Булгаков. Свое место в этой плеяде занимал и Шестов. Вполне закономерной была и неприязнь его к Октябрьской революции, и теоретическая деятельность в эмиграции во Франции, где он естественно, как и Бердяев,» вписался «в общий поток иррационалистической философии религиозного толка- персонализма и экзистенциализма. Шестов не только утверждал в русской философской общественной мысли ницшеанский нигилизм, он стремился найти ему аналогии в самой русской философии, своеобразное ницшеанство до Ницше. И «находит» его, субъективистски, вопреки реальному смыслу интерпретируя творчество Достоевского. Правомерность такого подхода Шестов оправдывает тем, что искусство-де по самому своему существу не может быть ни выражением, ни объектом логического анализа.

У художника не было «идей», подчеркивает Шестов, иронически заключая слово «идеи» в кавычки. Задача искусства, полагает он, - бороться» против регламентации и норматизации, порвать цепи, тяготеющие над рвущимся к свободе человеческим умом», вырвать человека из «железной необходимости». Отвергнув понимание искусства как отражения действительности, вообще как явления, чем-то, кроме субъективных психологических актов, детерминированного. Шестов открывает себе простор для любых произвольных построений. Цель их - представить Достоевского прямым выразителем тенденции, аналогичной ницшеанскому нигилизму. Шестов прямо формулирует ее: ницшеанская» переоценка всех ценностей» и переоценка Достоевским своих убеждений тождественны. Впоследствии Шестов не менее решительно отождествляет Достоевского и Кьеркегора; «Можно, не боясь упрека в преувеличении, назвать Достоевского двойником Киркегарда. Не только идеи, но и метод разыскивания истины у них совершенно одинаковы…». Следуя исходным своим методологическим установкам, отрицая тесную связь художественных произведений с объективной действительностью, Шестов рассматривает творчество Достоевского исключительно как своеобразное самовыражение, как чисто внешнюю персонификацию чувств и мыслей художника. «Не смея прямо высказать свои настоящие мысли, он, - пишет Шестов о Достоевском, - создавал для них разного рода обстановки». Шестов полностью отождествляет автора с его героями. «Записки из подполья» он характеризует как наивысшее отражение социального и нравственного нигилизма, тождественного ницшеанскому. Это произведение Шестов рассматривает как автобиографическое, как документ, свидетельствующий о полном разрыве Достоевского с идеями молодости, как «публичное отречение от своего прошлого». Циничное анархистское своеволие «подпольного человека»: «Свету ли провалиться, или мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться» - трактуется как авторское кредо. Служение людям объявляется ложью, многие социальные идеалы и цели - бессмысленными «пусть освободят крестьян, заведут суды - на душе не легче». Не критика поверхностного либерализма и механистического понимания личности только лишь как «продукта среды» слышатся здесь Шестову, а утверждение полной бессмысленности социального существования вообще, хаотичности жизни, краха любых целей и надежд. Вся прежняя философия, опиравшаяся на разум, оказывается бессильной перед «ужасом жизни». Шестов здесь подменяет частным общее. Ограниченность рационализма свидетельствует лишь об относительности любого метода, но никак не о принципиальной иррациональности человеческого существования и бессмысленности попыток понять его. Безудержное сомнение Шестов считает крахом всех идеалов и ценностей: «Сократ, Платон, добро, гуманизм, идеи - весь сонм прежних ангелов и святых, оберегавших невинную человеческую душу от скептицизма и пессимизма, бесследно исчез в пространстве, и человек испытывает страх одиночества». Смысл трагедии Ницше и Достоевского, философию этой трагедии Шестов видит в том, что «надежда погибла навсегда, а жизнь есть». Жизнь и определяется как нечто бессмысленное по своей внутренней сущности. Этот тезис служит основой для таких выводов Шестова, в которых наиболее отчетливо проявляется социальный смысл его нигилизма. Если жизнь бесцельна, жестока и бессмысленна, то всякие планы ее переустройства в будущем столь же бессмысленны, иллюзорны. Более того, они порочны, ибо надежда на «всеобщее счастье в будущем» есть «оправдание настоящего». «Подпольный человек», тождественный, по Шестову, самому Достоевскому, приходит к отказу от всяких идеалов и надежд: «Что имел он взамен прежних убеждений?» - спрашивает Шестов. И отвечает: «Ничего». В своих сочинениях Шестов не ограничивается меткими суждениями о недопустимости фетишизировать рациональные подходы к духовной жизни и молитвенно воспринимать любой освященный наукой тезис. Он переходит границы этого плодотворного и требовательного сомнения. А это, как отмечалось, - прямой путь к нигилизму. В своем стремлении не останавливаться ни перед какими границами и нормами, выработанными человечеством, Шестов возводит отрицание науки, разума, познания на уровень всеобщего принципа. Вполне естественно, что при этом он пытается низвергнуть все философские кумиры человечества, переписать, а фактически отвергнуть историю философской мысли прошлого. Вслед за Ницше Шестов отвергает направленность этой мысли, идущую от Сократа. Он считает идеи великого древнегреческого мыслителя недоразумением, его призыв к самопознанию, веру в разум - бессмысленными. Впоследствии, когда Шестов стал верным и убежденным продолжателем идей Кьеркегора, он часто обращался к имени Сократа для того, чтобы резче оттенить свою враждебность к поборникам разума. Шестов так формулирует позицию Кьеркегора, с которой он полностью солидарен и которой придерживался еще до знакомства с сочинениями датского философа: «Платон (устами своего несравненного учителя Сократа) возвестил миру: «Нет большего несчастья для человека, как сделаться мисологосом, то есть ненавистником разума»… Если бы нужно было в нескольких словах формулировать самые заветные мысли Киркегарда, пришлось бы сказать: самое большое несчастье человека - это безусловное доверие к разуму и разумному мышлению. Во всех своих произведениях он на тысячи ладов повторяет: задача философии в том, чтобы вырваться из власти разумного мышления и найти в себе смелость… искать истину в том, что все привыкли считать парадоксом и абсурдом». Шестов провозглашает абсолютную непознаваемость мира, абсолютно субъективный, релятивный подход к философским идеям. В них, по его убеждению, нет никакой - ни абсолютной, ни относительной - истины. Это чистый философский нигилизм, разобщающий людей, превращающий их мысли в совершенное ничто, в полную и бессмысленную в своей чистоте и однородности пустоту. Ведь ни одна из таких мыслей не может быть передана другим людям. А если акт коммуникации, сообщения и состоялся, то это все равно ничего не меняет, ибо передаются слова, их звуковая или графическая оболочка, но смысл передан быть не может, его попросту нет. Каждый может наполнить эту оболочку своим содержанием. Отождествляя идеи Ницше и Достоевского и рассматривая их как предшественников своего нигилизма, Шестов стремится быть последовательнее их обоих, до конца изгнать малейшие остатки веры в науку и разум. Главным объектом своей беспощадной критики Шестов избирает науку. Начинает он с обесценивания всей общепринятой философской номенклатуры и классификации. Большая или меньшая научность отдельных учений - чистейшая фикция, по Шестову. Самый крайний позитивист (а для Шестова, впрочем, не только для него одного, позитивизм - это почти материализм) не отличается от идеалиста в главном.

Спор идеализма с позитивизмом и даже с материализмом, говорит Шестов, есть только спор о словах, в сущности они согласны между собой. Коренной порок всех философских систем - в их безотчётном служении разуму. Но разум, полагает Шестов, ненадёжен. Когда то на него возлагались большие надежды, но они не оправдались.

Шестов отразил в своих суждениях новый этап в развитии философского иррационализма.

В книгах Ницше была подмечена ограниченность философии современного ему европейского позитивизма с его претензиями на всеобщность оценок. Критика этих пороков позитивизма - существенный элемент критики всякого сциентизма, то есть абсолютизации роли естественнонаучного знания, противопоставленному морали, искусству, всем другим формам духовной жизни. Но отвергая позитивистские претензии, Ницше всё же не отрицал всех форм научного знания, будь то биология или филология. Шестов же, продолжая идеи Ницше, в то же время отрицал научное знание вообще. «Неужели и теперь, когда все так ясно осознали бессилие разума, имеет смысл считаться с его потребностями?» - спрашивает он и провозглашает утвердить примат веры.

Для окончательного сокрушения претензий науки, роли разума вообще Шестов полагает необходимым дискредитировать не только науку, но и мораль. Именно в этом вопросе он провозглашает своё отличие от предшественников. Критику науки Достоевским, а также Толстым Шестов считает недостаточной именно потому, что она велась в этическом плане, была поставлена на моральную почву. В нападках на моральную санкцию науки отчётливо проявился социальный смысл шестовского нигилизма. Бесспорно, наука не может жить только моральными санкциями, не может основываться на требованиях морали. Этическое обоснование науки вносит в неё элемент субъективизма, пытается подчинить строгую объективную закономерность идеальным потребностям.

Для Шестова неприемлема наука вообще, как порождение разума, бессильного познать и изменить мир. Мораль же неприемлема как форма оправдания науки. Шестов нападает на Канта за то, что тот «освятил» законы разума моралью. «С наукой невозможно бороться, - пишет Шестов, пока не будет свалена её вечная союзница - мораль». Человек может жить без «почвы», то есть без моральных и научных ценностей, без мировоззрения, провозглашает философ. Он связывает свои призывы с кризисом сознания интеллигенции, которая «прежде плакала над страданиями народа, взывая к справедливости, требовала новых порядков», а теперь разочаровалась в собственных идеалах. Это разочарование должно, по Шестову, привести к принципиально новым установкам: к признанию недостаточности науки и разума, ибо они не объясняют сложности жизни, не устраняют её вечных трагедий. Единственный выход - это отказ от традиционных форм мышления и нравственных оценок, которые объявляются догматическими. Нет ничего устойчивого в мире, всё обесценено. У человека, полагает Шестов, должна появиться неприязнь к принятой форме изложения идей. Следует отказаться от употребления научных терминов, понятий, законов, потому что они носят «нежелательный оттенок отчётливости и определённости». Эта «определённость» должна быть, по Шестову, отвергнута потому что она создаёт иллюзию прочного знания. Более того, «философия с логикой не должна иметь ничего общего: философия есть искусство, стремление прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и вынести человека в безбрежное море фантазии».

Претензии науки всё объяснять лишают человека истинного простора, ограничивают его горизонт. Так, наука запрещает людям бояться смерти, требуя трезвого к ней отношения. Именно отсюда, по Шестову, вырастают утилитаризм и позитивизм. Чтобы преодолеть эти узкие взгляды, необходимо разрешить людям думать о смерти, не стыдиться своего страха перед адом и чертями.

Всё земное, по Шестову, ограничено, более того - ничтожно, не имеет цены. Общественная практика не может быть мерилом оценки. «Нужно, провозглашает он, чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, пронизало бы собой самое существо нашей жизни». Но сомнение, не основанное на позитивных началах, на утверждении, в противовес отрицаемым, иных идей и ценностей, отвечающих объективным потребностям общества, не может стать творческой силой. Оно превращается в бесплодное сомнение, холодный скепсис способный лишь разрушать живой организм.

В полемическом увлечении, но в соответствии со своей логикой Шестов провозглашает панегирик тьме. Он пишет: «Да скроется солнце, да здравствует тьма!» Оптимизм, вера в разум и прогресс отождествляются Шестовым с мещанскими добродетелями, буржуазной добропорядочностью. И наоборот, истинное выражение свободы - в алогизме, в искажении всех привычных понятий. С большой откровенностью Шестов формулирует это кредо теоретического нигилизма: «Пусть с ужасом отвернутся от нас будущие поколения, пусть история заклеймит наши имена как изменников общечеловеческому делу, - мы всё-таки будем слагать гимны уродству, разрушению, безобразию, хаосу, тьме. А там хоть трава не расти». В этой отчётливой формуле целая программа отрицания. Она как бы освещает целую цепь явлений социальной и духовной жизни России с начала XX века.

Таким образом, наследие немецкого философа Ницше оставило глубокий след в истории русской мысли; правомерно говорить о своеобразном «ницшеанском» пласте культуры России. Ни один крупный русский мыслитель конца XIX - 1-й четверти XX века не оставил без внимания философию Ницше. Однако восприятие его идей было далеко не однозначным. В некоторых кругах его имя считалось синонимом индивидуализма, в то время как в других философия Ницше означала коллективное творчество. Для одних он был «разрушителем исторического христианства», ломавшим традиционные представления о нравственности, для других - «пророком новой веры», провозвестником идеи религиозного синтеза, новой религиозной культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Термин «нигилизм» имеет удивительную и противоречивую судьбу. В зависимости от содержания, которое вкладывалось в него, это слово звучало и как гордый вызов устаревшему обществу, и как обвинение в бессмысленном разрушении культуры и морали, и как символ десоциализации человека.

Все русские радикально-демократические концепции XIX века при всем разнообразии объединяет характерная черта - отрицание. Отрицание «гнусной», по мнению их адептов, российской действительности. А отрицание, как известно, сущностный элемент нигилизма. Поэтому, видимо, можно согласиться с теми, кто обозначает феномен русского интеллигентского радикализма просто как «нигилизм», отождествляя «русский нигилизм» с теорией и практикой революционного движения в пореформенной России.

Целью данной дипломной работы является изучение феномена нигилизма в России XIX. Исходя из этого в начале первой главы нами были рассмотрены происхождение самого слова «нигилизм» и эволюция его смыслового значения.

Исторические истоки нигилизма как особого умонастроения стары, европейская история слова - обширна. Нигилистические идеи и настроения обнаруживаются уже в религиозно-философских учениях средневековья и даже раньше. Так, например, в XI веке во времена господства августинианства неверующих еретиков называли «нигилианистами» (по названию еретического учения, позднее преданного анафеме папой Александром III за отрицание человеческой природы Христа и его исторического существования).

Современная форма слова - «нигилизм» - была произведена значительно позднее от латинского существительного nihil с греческим окончанием.

В России о нигилизме в XIX веке писали М.Н. Катков, И.С. Тургенев, А.И. Герцен, С.С. Гогоцкий, Н.Н. Страхов, Ф.М. Достоевский и др., в XX веке эта тема в той или иной форме затрагивалась Д.С. Мережковским, В.В. Розановым, Л. Шестовым, С.Н. Булгаковым и заняла особое место в трудах Н.А. Бердяева и С.Л. Франка. Таким образом, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить существовавший в стране государственный и общественный строй, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствовавшие нормы морали.

Далее мы рассмотрели воззрения Д.И. Писарева как одного из значимых идеологов революционного нигилизма. Также, в частности, рассматривается статья Писарева «Базаров» как один из этапов его развития как мыслителя. Он сформулировал боевую программу действий молодежи, «ultimatum нашего лагеря»: «что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть»

Нигилизм Писарева служил средством пробуждения в людях творческого начала, активности, остроты мышления, духа критицизма, столь необходимых в России. Где не только официальная идеология, но и многие оппозиционные течения воспевали патриархальность, терпение покорность как якобы имманентные доблести народа.

И в этом вопросе нигилизм Писарева был закономерным продолжением и своеобразной модификацией целого ряда тенденций, уже пробивавшихся в русской философской мысли.

Также, в частности, рассматривается статья Писарева «Базаров» как один из этапов его развития как мыслителя.

В 1864 г. он уже говорит о реализме как об основе своих воззрений, заявляя о начале нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» имел хождение и до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, во многом не был похож на направления, ранее носившие это имя. Реализм, по Писареву, - это связь с жизнью в широком понимании этого слова, глубокое понимание гуманности и свободы, полезность как разумное наслаждение жизнью и способность приносить пользу самому себе и народу.

Таким образом, рассмотрев взгляды Д.И. Писарева далее мы перешли к нигилистической европейской мысли в лице Ф. Ницше. Краткий анализ его основных воззрений нам необходим для того, чтобы изучить его влияние на русских мыслителей конца XIX века.

Ницше выступает как радикальный нигилист и требует кардинальной переоценки ценностей культуры, философии, религии. Европейский нигилизм Ницше сводит к некоторым основным постулатам, провозгласить которые с резкостью, без страха и лицемерия считает своим долгом. Эти тезисы: ничто больше не является истинным; бог умер; нет морали; все позволено. Надо точно понять Ницше - он стремится, по его собственным словам, заниматься не сетованиями и моралистическими пожеланиями, а описывать грядущее, которое не может не наступить.

Существенно, что русское ницшеанство не носило характер единодушного принятия идей и сочинений мыслителя. Проникновение творчества Ницше в отечественную культурно-национальную традицию шло через внутреннюю полемику, критику, опровержение и неприятие ряда положений его философии. Да и понимание идей Ницше в России было далеко не единообразным. Едва ли можно говорить о некоем едином образе Ницше, поскольку каждый отечественный читатель открывал в немецком философе что-то свое. В данной дипломной работе нами были рассмотрены взгляды Преображенского, Мережковского, Соловьёва, Шестова в контексте их взгляда на философию нигилизма Ницше

Таким образом, в работе мы попытались рассмотреть феномен русского нигилизма, начиная с шестидесятых годов XIX века.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.Антонова, Г.Н. Герцен и русская критика 50 - 60-х годов XIX века. [Текст] / Г.Н. Антонова. - Издательство Саратовского университета, 1989.

2.Антонович, М.А. Асмодей нашего времени. [Текст] / М.А. Антонович. - Литературно-критические статьи. - М., 1961.

.Волынский, Л.Л. Русские критики. [Текст] / Л.Л. Волынский. - СПб.: 1961.

.Герцен, А.И. Писарев. [Текст] / А.И. Герцен. - [Текст] / А.И. Герцен. - Собрание сочинений в 30-ти томах, т. 20. М., 1960.

.Голубев, А.Н. К вопросу о формировании материалистических взглядов Д.И. Писарева [Текст] / Н.А. Голубев. - Научные доклады высшей школы. Философские науки. М.,1964

.Григорьев, А.А. Парадоксы органической критики. (Письма к Ф.М. Достоевскому). [Текст] / А.А. Григорьев. - Статьи. М., 1989.

.Грот, Н.Я. Нравственные идеалы нашего времени. [Текст] / Н.Я. Грот. - Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000.

.Данилевский, Н.Я. Происхождение нашего нигилизма. [Текст] / Н.Я. Данилевский. - М.: Мысль, 1970.

.Данилевский, Н.Я. Россия и Европа. [Текст] / Н.Я. Данилевский. - М.: 1995.

.Демидова, Н.В. Писарев и нигилизм 60-х годов. [Текст] / Н.В. Демидова. М.: Мысль, 1969.

.Демидова, Н.В. Писарев. [Текст] / Н.В. Демидова. - М.: Мысль, 1969.

.Добролюбов, Н.А. Собеседник любителей российского слова. [Текст] / Н.А. Добролюбов. - Собрание сочинений в 3-х томах. Т.1. М., 1986.

.Киреевский, И.В. В ответ А.С. Хомякову. [Текст] / И.В. Киреевский. - М.: Наука, 1989.

.Кузнецов, Ф.Ф. Нигилисты? Д.И. Писарев и журнал «Русское слово». [Текст] / Ф.Ф. Кузнецов. - М.: Художественная литература, 1983.

.Леонтьев, К.Н. Восток, Россия и славянство. [Текст] / К.Н. Леонтьев. - М.: Эксмо, 2007.

.Мережковский, Д.С. Толстой и Достоевский. [Текст] / Д.С. Мережковский. - Полное собрание сочинений в 17-ти томах, т.8. М., 1913.

.Немировский, А.С. Наши идеалисты и реалисты. [Текст] / А.С. Немировский. - СПб, 1993.

.Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей [Текст] / Ф. Ницше. - М.: REFL-book, 1994.

.Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. [Текст] / Ф. Ницше. - М.: Интербук, 1990.

.Новиков, А.И. Нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. [Текст] / А.И. Новиков. - СПб.: Лениздат, 1972.

.Общественные науки и современность. / Российская академия наук. - М.: Наука, 2000, №6.

.Писарев, Д.И. Базаров. [Текст] / Д.И. Писарев. - Литературная критика в 3-х томах. Т.1. М., 1965.

.Писарев, Д.И. Идеализм Платона. [Текст] / Д.И. Писарев. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

.Писарев, Д.И. Схоластика XIX века. [Текст] / Д.И. Писарев. - Собрание сочинений в 4-х томах, т.1. М., 1955.

.Преображенский, В.П. Фридрих Ницше: критика морали альтруизма. [Текст] / В.П. Преображенский. - М.: Наука, 2004.

.Соловьёв, В.С. Оправдание добра. [Текст] / В.С. Соловьёв. - М.: Мысль, 1988.

.Тихомиров, Н.Д. Ницше и Достоевский. Черты из нравственного мировоззрения того и другого. [Текст] / Н.Д. Тихомиров. - СПб.: 1995.

.Тургенев, И.С. Отцы и дети. [Текст] / И.С. Тургенев. - М.: Художественная литература, 1978.

.Философские науки. / Академия гуманитарных исследований. -М.: Гуманитарий, 1998, №1.

.Франк, С.Л. Ф.Ницше и этика «любви к дальнему»Текст С.Л. Франк. - Сочинения, М., 1990.

.Франк, С.Л. Этика нигилизма. [Текст] / С.Л. Франк. - Сочинения, М., 1990

.Хайдеггер, М. Европейский нигилизм. [Текст] / М. Хайдеггер. - М.: Художественная литература, 1987.

.Хомяков, А.С. Несколько слов о «Философическом письме». [Текст] / А.С. Хомяков. - М.: Мысль, 1968.

Война против Бога, логически проистекающая из провозглашения царствования ничто, означающего торжество раздробленности и абсурдности, весь этот замысел, возглавляемый диаволом, - вот в чем кратко состоит богословие и содержание нигилизма. Однако человек не может жить столь грубым отрицанием. В отличие от диавола он даже не может желать его самого по себе, но желает его, ошибочно принимая его за нечто положительное и доброе. В действительности ни один нигилист - за исключением разве моментов наивысшего подъема, безумия или, может быть, отчаяния - не видел в этом отрицании ничего, кроме средства к достижению высшей цели, то есть нигилизм преследует свои сатанинские цели посредством позитивной программы. Наиболее склонные к насилию революционеры - Нечаев и Бакунин, Ленин и Гитлер и даже обезумевшие практики «пропаганды действием» - мечтали о «новом порядке», который сделает возможным их насильственное разрушение старого порядка. Дадаизм и «антилитература» ищут не полного уничтожения искусства, но пути к «новому» искусству; пассивный нигилист со своими «экзистенционалистскими» апатией и отчаянием продолжает жить только потому, что смутно надеется найти себе некое глобальное удовлетворение в мире, который, казалось бы, отрицает эту возможность.

Таким образом, нигилистическая мечта «позитивна» по своему направлению. Но истина требует, чтобы мы рассматривали ее в соответствующей перспективе: не сквозь розовые очки нигилиста, но с реалистической позиции, которую нам обеспечивает близкое знакомство нынешнего века с явлением нигилизма. Вооружившись знаниями, которые дает это знакомство, и христианской истиной, позволяющей правильно их расценить, попытаемся посмотреть, что скрывается за фасадом нигилистических фраз.

В такой перспективе те фразы, которые представляются нигилисту целиком и полностью «позитивными», предстают перед православным христианином в ином свете, как положения программы, кардинально отличной от той, которую излагают апологеты нигилизма.

1. РАЗРУШЕНИЕ СТАРОГО ПОРЯДКА

Первое и наиболее очевидное положение программы нигилизма - это разрушение старого порядка. Старый порядок был почвой, питавшейся христианской истиной; туда, в эту почву, уходили корни человечества. На этой истине были основаны все его законы и установления и даже обычаи, они должны были учить ей: его здания строились во славу Божию и служили очевидным знамением Его порядка на земле; даже в общем «примитивные», но естественные жизненные условия служили (хотя, конечно, ненамеренно) напоминанием о смиренном положении человека, о его зависимости от Бога в тех немногих земных благословениях, которыми он был наделен, о том, что его истинный дом находится там, далеко, за «долиной слез», в Царствии Небесном. Поэтому, чтобы война против Бога и истины была успешной, требуется разрушение всех элементов этого старого порядка, именно тут вступает в силу особая нигилистическая «добродетель» насилия.

Насилие представляет собой уже не один из побочных аспектов нигилистической революции, но часть ее содержания. Согласно марксистской «догме», «сила - повивальная бабка любого старого общества, беременного новым». Революционная литература изобилует призывами к насилию, даже некоторым экстазом перед перспективой его применения. Бакунин будил «дурные страсти» и призывал к высвобождению «народной анархии» в процессе «всеобщего разрушения», его «Катехизис революционера» - это азбука безжалостного насилия. Маркс ревностно защищал «революционный террор» как единственное средство для ускорения прихода коммунизма, Ленин описывал «диктатуру пролетариата» как «господство, не ограниченное законом и основанное на насилии».

Демагогическое возбуждение масс и использование низменных страстей издавна и по сию пору являются общепринятой нигилистической практикой. В нашем веке дух насилия нашел наиболее полное воплощение в нигилистических режимах большевизма и национал-социализма, именно этим режимам приписывалась главная роль в выполнении нигилистической задачи разрушения старого порядка. Каковы бы ни были их психологические различия и исторические «события», поставившие их в противоборствующие лагеря, в своем безумном стремлении выполнить эту задачу они оказались союзниками. Большевизм сыграл даже более решающую роль, поскольку оправдывал свои чудовищные преступления псевдохристианским, мессианским идеализмом, который вызывал у Гитлера лишь презрение. Роль Гитлера в нигилистической программе была более специфичной и провинциальной, но тем не менее столь же существенной. Даже в провале, вернее, именно в провале его мнимых целей нацизм послужил выполнению этой программы. Помимо тех политических и идеологических преимуществ, которые предоставил коммунистическим властям нацистский «антракт» в европейской истории, - принято ошибочно считать, что коммунизм, хотя и представляет собой зло, но не такое большое, как нацизм, - нацизм выполнил и другую, более очевидную и прямую функцию. Ее пояснил Геббельс в своем выступлении по радио в последние дни войны:

«Ужас бомбежки не щадит ни домов богатых, ни домов бедных, пока не падут окончательно последние классовые барьеры... Вместе с памятниками искусства разлетелись в щепки последние препятствия на пути выполнения нашей революционной задачи. Теперь, когда все в руинах, нам придется перестраивать Европу. В прошлом частная собственность держала нас в буржуазных тисках. Теперь бомбы вместо того, чтобы убить всех европейцев, разнесли лишь тюремные стены, в которых они томились. Пытаясь уничтожить будущее Европы, враг сумел лишь разбить вдребезги ее прошлое, а с ним ушло все старое и отжившее».

Таким образом, нацизм и его война сделали для Центральной Европы (менее очевидно - для Западной) то, что сделал большевизм для России, - они разрушили старый порядок и расчистили путь для построения «нового». Большевизму несложно было принять эстафету от нацизма, и в течение нескольких лет вся Центральная Европа перешла под власть «диктатуры пролетариата», к которой столь хорошо подготовил ее нацизм.

Нигилизм Гитлера был слишком чистым, несбалансированным и потому сыграл лишь негативную, подготовительную роль во всей нигилистической программе. Его роль, как и чисто негативная роль первого этапа большевизма, теперь завершена, следующий этап принадлежит власти, имеющей более сложное представление о революции в целом, советской власти, которую Гитлер наградил своим достоянием в словах: «Будущее принадлежит только более сильной восточной нации».

2. СОЗДАНИЕ «НОВОЙ ЗЕМЛИ»

Однако пока нам не придется иметь дело только с будущим, то есть с целью революции; между революцией разрушения и земным раем лежит еще переходный период, известный в марксистском учении как «диктатура пролетариата». На этом этапе мы можем познакомиться с позитивной, «конструктивной» функцией насилия. Нигилистическая советская власть наиболее безжалостно и систематично стремилась к развитию этого этапа, впрочем, ту же самую работу производили и реалисты свободного мира, вполне преуспевшие в преобразовании и низведении христианской традиции до системы, способствующей развитию прогресса. У советских и западных реалистов один и тот же идеал, только первые стремятся к нему с прямодушным рвением, а вторые спонтанно и спорадически; эта политика не всегда проводится правительством, но всегда им вдохновляется, и опирается она более на индивидуальную инициативу и амбиции. Всюду реалисты ищут тотально «новый порядок», построенный исключительно на человеке, освобожденном от ига Божественного, и зиждущийся на руинах старого порядка, чье основание было Божественным. Вольно или невольно - революция нигилизма принимается, и трудом деятелей всех областей по обе стороны «железного занавеса» поднимается новое, чисто человеческое царство. Его апологеты видят в нем неслыханную доселе «новую землю», землю, используемую, направляемую, организованную для блага человека, против истинного Бога.

Нет места, безопасного от посягательств этой империи нигилизма; всюду люди, не зная тому причину или лишь смутно о ней догадываясь, лихорадочно трудятся во имя прогресса. В свободном мире, возможно, их заставляет заниматься такой лихорадочной деятельностью боязнь пустоты, horror vacui. Эта деятельность позволяет им забыть тот духовный вакуум, который сопровождает всякую обмирщенность. В коммунистическом же мире до сих пор все еще большую роль играет ненависть к реальным и воображаемым врагам и - главным образом - к Богу, Которого «низвела» с Престола их революция: эта ненависть заставляет их переделывать весь мир вопреки Ему. И в том и в другом случае этот мир без Бога, который пытаются устроить люди, холоден и бесчеловечен. Там есть только организация и производительность, но нет любви и благоговения. Стерильная «чистота» и «функционализм» современной архитектуры могут служить типичным выражением такого мира; тот же дух присутствует и в болезни всеобщего планирования, выражающейся, например, в «контроле рождаемости», в экспериментах, направленных на контроль наследственности, контроль сознания или рост благосостояния. Некоторые обоснования подобных схем опасно близки к явному безумию, где уточнение деталей и техники доведено до поразительной бесчувственности, к той бесчеловечной цели, которой они служат. Нигилистическая организация, тотальное преобразование всей земли и общества посредством машин, современной архитектуры и дизайна и бесчеловечной философии «человеческой инженерии», которая им сопутствует, представляет собой последствие неуместного употребления индустриализма и технологии, которые являются носителями обмирщенности; это употребление, если оно бесконтрольно, может привести к их полной тирании. Здесь мы видим применение на практике этого этапа развития философии, которого мы коснулись в главе 1 (см. предисловие), а именно преобразование истины во власть. То, что представляется безобидным в философском прагматизме и скептицизме, совсем иначе проявляется у тех, кто планирует сегодняшний день. Потому что если нет истины, то власть не знает границ, кроме тех, что диктует ей среда, в которой она действует, или другая, более сильная власть, противостоящая ей. Власть современных приверженцев «планирования», если ей ничто не противостоит, не остановится, пока не дойдет до своего естественного завершения - режима тотальной организации.

Такова была мечта Ленина: прежде чем диктатура пролетариата достигнет своей цели, «все общество будет одной конторой, одной фабрикой, с равенством труда и равенством оплаты». На нигилистической «новой земле» вся человеческая энергия должна быть отдана мирским интересам, вся человеческая среда и каждый объект в ней должны служить цели «производства» и напоминать человеку, что его счаcтье обретается единственно в этом мире: то есть должен быть установлен абсолютный деспотизм обмирщенности. Такой искусственный мир, построенный людьми, «устраняющими» последние остатки Божественного влияния в мире и последние следы веры в Бога, обещает быть столь всепоглощающим и всеобъемлющим, что человек даже не сможет видеть, воображать или хотя бы надеяться, что существует хоть что-то за его пределами. С нигилистической точки зрения, это будет мир совершенного «реализма» и полного «освобождения», а в действительности это будет огромная и самая приспособленная тюрьма, когда-либо известная людям, по точному выражению Ленина, от которой «нельзя будет никак уклониться, некуда будет деться».

Власть мира, которой нигилисты доверяют так, как христиане доверяют Богу, никогда не сможет освободить, она сможет только поработить. Лишь Христос, Который «победил мир» (Ин. 16, 33), освобождает от этой власти, освобождает тогда, когда она становится практически абсолютной.

3. ФОРМИРОВАНИЕ «НОВОГО ЧЕЛОВЕКА»

Разрушение старого порядка и построение «новой земли» не единственные и даже не самые главные положения исторической программы нигилизма. Они представляют собой только подготовительный этап к деятельности более значительной и более зловещей, чем они сами, а именно - к «преобразованию человека». Так, псевдоницшеане Гитлер и Муссолини мечтали о том, чтобы с помощью «творческого» насилия выковать человечество «более высокого порядка». Розенберг, пропагандист Гитлера, говорил: «Создать из мифа о новой жизни новый человеческий тип - вот в чем состоит миссия нынешнего века». Нацистская практика наглядно показала нам, что/ это за «человеческий тип», и мир, казалось бы, отверг его как жестокий и бесчеловечный. Однако «массовое изменение человеческой природы», к которому стремится марксизм, мало чем от него отличается. Маркс и Энгельс пишут весьма недвусмысленно: «Как для производства коммунистического сознания в массовом масштабе, так и для успеха в достижении самой цели необходимо массовое изменение людей, изменение, которое произойдет в практическом действии, в революции: революция необходима не только потому, что нельзя свергнуть правящий класс каким-то иным образом, но еще и потому, что тот класс, который будет его свергать, может сделать это только в революции, избавившись от всего навоза веков и подготовившись к тому, чтобы заново основать общество».

Оставив на время вопрос о том, какого рода человек будет произведен этим процессом, обратим особое внимание на используемые средства: это снова насилие, которое необходимо для формирования «нового человека» не менее, чем для построения «новой земли». Впрочем, оба тесно связаны между собой в детерминистской философии Маркса, так как «в революционной деятельности изменение “я” совпадает с изменением обстоятельств»6. Изменение обстоятельств или, точнее, процесс их изменения посредством революционного насилия преобразует и самих революционеров. Видя то магическое действие, которое производит в человеческой природе потворство страстям - гневу, ненависти, негодованию, стремлению к господству, Маркс и Энгельс, как и их современник Ницше, а после них Ленин и Гитлер, признают мистичность насилия. В этом отношении нам следует вспомнить о двух мировых войнах, чье насилие помогло уничтожить старый порядок и прежнее человечество, уходящее корнями в устойчивое, традиционное общество, и сыграло большую роль в создании нового человечества, человечества без корней, которое так идеализировал марксизм. Тридцать лет нигилистической войны и революции с 1914 по 1945 годы создали идеальные условия для взращивания «нового человеческого типа».

Для современных философов и психологов, несомненно, не секрет, что в наш век насилия человек сам изменяется не только под влиянием войны и революции, но под влиянием практически всего, что претендует на то, чтобы быть «современным» и «прогрессивным». Мы уже приводили в пример наиболее поразительные формы нигилистического витализма, чей совокупный эффект рассчитан на то, чтобы лишить корней, целостности, «мобилизовать» личность, подменить ее равновесие и корни бессмысленным стремлением к власти и движению, а нормальные человеческие чувства нервным возбуждением. Деятельность нигилистического реализма как на практике, так и в теории проходила параллельно и дополняла деятельность витализма, включающую стандартизацию, упрощение, специализацию, механизацию, дегуманизацию: ее цель - низвести личность до простейшего, низменного уровня, сделать ее рабой своей среды, идеальным рабочим на мировой фабрике Ленина.

Все эти наблюдения являются сегодня общим местом: о них написаны сотни томов. Многие мыслители способны увидеть явную связь между нигилистической философией, низводящей реальность и человеческую природу до возможно простейших понятий, и нигилистической практикой, подобным же образом умаляющей конкретного человека; немало и таких, кто понимает всю серьезность и радикальность подобного «низведения» и видит в нем качественное изменение человеческой природы, как пишет об этом Эрик Кахлер: «Непреодолимое стремление к разрушению и обесцениванию человеческой личности... явственно присутствующее в самых разнообразных направлениях современной жизни: экономике, технологии, политике, науке, образовании, психологии, искусстве, - представляется столь всеобъемлющим, что мы вынуждены признать в нем настоящую мутацию, видоизменение всей человеческой природы». Но из тех, кто все это понимает, весьма немногие осознают глубинное значение и подтекст этого процесса, поскольку он принадлежит области богословия и лежит за пределами простого эмпирического анализа, а также не знают они и лекарства против него, так как это лекарство должно быть духовного порядка. Только что процитированный автор, например, надеется на переход к «некоему супериндивидуальному существованию», тем самым лишь доказывая, что его мудрость не поднимается над «духом века сего», выдвигающего идеал «суперчеловека».

Что в действительности представляет собой этот «мутант», этот «новый человек»? Он человек без корней, оторванный от своего прошлого, которое разрушил нигилизм, сырье для мечты всякого демагога, «свободный мыслитель» и скептик, закрытый для истины, но открытый для любой новой интеллектуальной моды, потому что сам он не имеет собственного интеллектуального основания, и искатель «нового откровения», готовый поверить всему новому, потому что истинная вера в нем уничтожена, любитель планирования и экспериментов, благоговеющий перед фактом, поскольку от истины он отказался, а мир представляется ему обширной лабораторией, в которой он свободен решать, что «возможно», а что нет. Это автономный человек, под видом смирения просящий только того, что принадлежит ему по праву, а на деле исполненный гордости и ожидающий получить все, что ни есть в мире, где ничто не запрещено внешней властью. Он - человек минуты, без совести и ценностей, находящийся во власти сильнейшего «стимула», «бунтарь», ненавидящий любое ограничение и власть, потому что он сам себе свой единственный бог, человек массы, новый варвар, умаленный и упрощенный, способный только на самые элементарные идеи, однако презирающий любого, кто только упомянет о чем-либо высшем или заговорит о сложности жизни.

Все эти люди составляют как бы одного человека - человека, чье формирование было целью нигилизма. Однако простое описание не даст о нем полного представления, надо видеть его образ. И такой образ существует, его можно найти в современной живописи и скульптуре, возникших по большей части с конца Второй мировой войны и как бы облекших в форму реальность, созданную кульминацией эры нигилизма.

Казалось бы, в этом искусстве вновь «открыта» человеческая форма, из абсолютной абстракции вырисовываются наконец различимые очертания. В результате мы получаем «новый гуманизм», «возвращение к человеку», и что во всем этом самое важное, в отличие от многих других художественных школ XX века, это не искусственное изобретение, чья сущность скрыта за облаком иррационального жаргона, но самостоятельное произрастание, глубоко уходящее корнями в душу современного человека. Так, например, работы Альберто Джакомети, Жана Дюбуффе, Франциса Бакона, Леона Голуба, Хозе Луиса Куэваса8 являются истинным современным искусством, которое, сохраняя беспорядочность и свободу абстракции, перестает быть простым убежищем от реальности и пытается решить вопрос о «человеческом предназначении».

Но к какого рода человеку «возвращается» это искусство? Это, уж конечно, не христианин, не образ Божий, потому что «ни один современный человек не может поверить в Него», это и не «разочаровавшийся» человек прошедшего гуманизма, которого все «передовые» мыслители считают дискредитировавшим себя и отжившим. Это даже не человек кубистского и экспрессионистского искусства нашего века, с искаженными формами и природой. Он начинается как раз там, где заканчивается это искусство; это попытка войти в новую область, изобразить «нового человека».

Православному христианину, которого интересует истина, а не то, что считает модным или утонченным нынешний авангард, не потребуется долго думать, чтобы проникнуть в секрет этого искусства: в нем вообще нет человека, это искусство недочеловеческое, демоническое. Предметом этого искусства является не человек, но некое низшее существо, поднявшееся - по словам Джакометти, «вышедшее» - из неведомых глубин.

Тела, в которые облекается это существо, - а во всех своих метаморфозах это одно и то же существо - не обязательно искажены до неузнаваемости; изломанные и расчлененные, они часто более реалистичны, чем изображения человеческих фигур на более раннем этапе современного искусства. Очевидно, что это существо не было жертвой неистового нападения, но родилось таким искаженным, настоящий мутант. Нельзя не заметить сходства между некоторыми изображениями этого существа и фотографиями уродливых младенцев, родившихся за последние годы у тысяч женщин, принимавших во время беременности препарат талидомид (Thalidomide), и это не последнее из подобных чудовищных совпадений. Еще больше, чем тела, нам скажут лица этих существ. О них нельзя сказать, что они выражают безнадежность, потому что это означало бы приписать им некоторую человечность, которой у них нет. Это лица существ, более или менее приспособленных к миру, который они знают, миру не то чтобы враждебному, но совершенно чуждому, не бесчеловечному, но ачеловечному. Агония, гнев и отчаяние раннего экспрессионизма здесь как бы застыли; они отрезаны здесь от мира, к которому раньше имели, по крайней мере, отношение отрицания, теперь им нужно создать свой собственный мир. В этом искусстве человек не является уже даже более карикатурой на себя самого, он уже не изображается в муках духовной смерти, подвергающимся нападкам мерзкого нигилизма нашего века, который метит не только в тело и душу, но в саму идею и природу человека. Нет, все это уже прошло, кризис позади, ныне человек мертв. Новое искусство празднует рождение нового вида, существа из самых глубин, недочеловека.

Мы слишком долго говорили об этом искусстве, несоизмеримо долго по сравнению с его внутренней ценностью. Его свидетельство безошибочно и очевидно для тех, кто имеет глаза: эта выраженная абстрактно реальность представляется невероятной. Да, нетрудно было бы объявить фантазией «новое человечество», которое предвидели Гитлер и Ленин, и даже замыслы весьма уважаемых среди нас нигилистов, спокойно обсуждающих проблемы научного взращивания «биологического суперчеловека» или составляющих утопию формирования «нового человека» при помощи узкого «современного образования» и строгого контроля сознания, представляются маловероятными и лишь немного зловещими. Но столкнувшись с реальным образом «нового человека», образом жестоким и отвратительным, столь непреднамеренно, но весьма настойчиво возникающим в современном искусстве, получившим в нем такое широкое распространение, мы были застигнуты врасплох, и весь ужас современного состояния человека поражает нас так глубоко, что мы нескоро сможем его забыть.

Купить эту книгу можно

07 / 09 / 2006